И вдруг — уход со сцены большой политики, полное и бесповоротное расставание с немалой властью. Годуновы почли за благо вывести его из игры. Осуществлялось это решение крайне жестко. В чем тут дело?
Конечно, боярин князь Мстиславский выступал в одной группировке с Шуйскими, мало того, сам обладал большим политическим «весом» и чуть ли не равнялся своим союзникам. Конечно, Иван Федорович имел симпатии к Речи Посполитой — Польско-Литовскому государству[28]; возможно, князь хотел бы в России уподобиться всесильным польским магнатам, а может быть, сыграло свою роль то, что из родовой памяти Мстиславских, имевших русско-литовское происхождение, за несколько десятилетий службы московским правителям еще не изгладилась связь с Литовской Русью… Московское государство шло к новой войне с западным соседом, каждый год мог принести начало боевых действий, и сочувствие опаснейшему противнику, проявленное на правительственном уровне, вряд ли могло понравиться коренным русским «великим родам», в первую очередь Романовым-Захарьиным-Юрьевым, занимавшим строго антипольские позиции. Но, скорее всего, причина стремительного падения князя И.Ф. Мстиславского — иная.
По словам шведского агента Петра Петрея, бояре приняли решение развести правящего монарха с бесплодной Ириной Годуновой и женить царя на молодой дочери Мстиславского. Ходили даже невероятные слухи, будто князь задумал призвать Б.Ф. Годунова к себе домой на пир, чтобы лишить его жизни. О добром ли мыслил тогда Иван Федорович? О мире ли в государстве? Сомнительно. Три с половиной десятилетия князь верой и правдой служил Московскому царству, а на закате жизни, устав служить, он, как видно, решил по своей воле «обустроить» Русскую землю. Но державами правят не «командармы», а государи и — выше них — сам Господь. А Господь не попустил Мстиславским подняться на ступень, для них не предназначенную. Матримониальный план рухнул, не встретив у царя согласия. Годуновы же получили основание видеть в Иване Федоровиче лютого врага, посягающего на благополучие их семейства.
Князь был дальним родственником царя и когда-то благоволил Годуновым. Поэтому расправа с ним не вылилась в искоренение всего рода. Надо полагать, боярин был поставлен перед выбором: бороться и увлечь за собой весь род на позор и поругание или тихо отойти от дел, — и тогда родня его могла остаться в чести. Иван Федорович склонил голову. Сила оказалась не на его стороне, а на семье не лежало никакой вины за его неудачную интригу. Он сделал выбор — как добрый человек. Не было никакого суда и расследования. Летом 1585 года регенту дали съездить на покаяние в Соловецкий монастырь. Затем он отправился в Кириллову обитель на Белоозеро, где и постригся в чернецы под именем Ионы. Был Иван — стал Иона. Переменил имя и для мира сделался мертвецом. В последний путь к тихой келье боярина — на всякий случай! — сопровождал вооруженный эскорт. Старого полководца, будто одряхлевшего льва, все еще побаивались. Но он не пытался пойти на попятный. Поэтому и недруги решили соблюсти условия «джентльменского соглашения»: его семья не подверглась опале, унижению и конфискации земель. Его сыну оставили обширные земли, высокое положение при дворе и в войсках[29]. Даже за рубежом об отставке Мстиславского объявили с небывалой корректностью: мол, поехал молиться по монастырям, а делами заниматься перестал. Только дочь Ивана Федоровича, несчастливая царская «невеста», разделила участь отца.
Точная дата кончины князя Мстиславского не известна. Либо конец 1585-го, либо 1586 год. Ничто не свидетельствует о насильственной смерти. Исключить ее нельзя — торжествующие Годуновы могли избавиться от опасной фигуры
Можно сказать, в обращении с пожилым полководцем проявили здравую деликатность — разумеется, насколько это вообще было возможно в создавшейся ситуации.
Что же касается Шуйских, то с ними поступили намного жестче. Их семейству был нанесен страшный ущерб, когда со стороны Годуновых посыпались удар за ударом. Впрочем, и сами Шуйские вели себя отнюдь не как агнцы на заклании.