Король Сигизмунд, извещенный о тайных происках Самозванца в Польше и раздосадованный неисполнением данных им обязательств, отказался предоставить дворец свой в Вавеле для бракосочетания царя русского с одной из его подданных, равно как и запретил совершать обряд в кафедральном соборе в Кракове. И хотя вся королевская семья, сам король, сестра его, принцесса Анна Шведская, и наследник престола, юный королевич Владислав, вместе с послами германского императора, папы римского, Венеции и Флоренции, почтили своим присутствием свадьбу, обряд на которой совершал сам примас Польши кардинал Мациевский, на собственную свадьбу короля ни послы русские, ни Мнишеки приглашены не были, что было расценено всеми как знак высочайшего неудовольствия.
Даже после официального обручения невеста царская не спешила в Москву. Отец ее, воевода Мнишек, объяснял это в письмах Самозванцу тем, что он набирает отряд жолнеров, который хочет привести на службу царю Русскому. Истинная же причина задержки объяснялась ожиданием благословения папы римского и его разрешения Марине при венчании в Москве принять причастие по православному обряду.
[1606 г.]
Ожидание затянулось на три месяца, в течение которых Москва была возбуждена известием о появлении в низовьях Волги еще одного самозванца, молодого казака Илейки, который называл себя царевичем Петром и сыном святого царя Федора. Вокруг него сплотилась шайка в три или четыре тысячи волжских и терских казаков, которая шалила на Волге, грабя купцов и нанося тем немалый вред торговле нашей. Самозванец, вместо того чтобы приказать примерно наказать разбойников, вдруг послал конкуренту в самозванческой интриге грамоту со словами миролюбивыми, призывая его прекра-
тить разбой и прибыть в Москву вместе со всем своим войском, обещал Самозванец названого племянника пожаловать, казакам вины их забыть, а умелых да смелых взять на службу царскую. Самое удивительное, что самозваный Петр откликнулся на призыв и вместе со всей шайкой своей смирно двинулся к Москве.
Но все это отступило в тень перед известием о приближении поезда Мнишеков к Орше, порубежному литовскому городу. С русской стороны в Лубно их уже ждало посольство встречное во главе с князем Мосальским, который передал Марине новые щедрые подарки Самозванца, воеводе же Мнишеку требуемые им сто тысяч рублей.
Поезд Мнишеков растянулся на две версты. В нем следовали многочисленные родственники Юрия Мнишека, сын его Станислав, брат Ян, племянник Павел, зять Константина Вишневецкого, множество высших вельмож польских: два Тарло, трое Стадницких, Казановский, Любомирский и другие. Кроме того, две тысячи обещанных Мнишеком шляхтичей-жол-неров. У невесты царской свита была не меньше, статс-дамами при ней состояли жены обоих Тарло, гофмейстериной — пани Казановская, им в помощь был целый выводок фрейлин. Особняком двигались великие послы короля польского паны Олесницкий и Гонсевский со свитой немалой. Но более всего поразило встречавших обилие священников католических, иезуитов и монахов-бернардинцев.
Верные древним обычаям гостеприимства, люди русские с радушием искренним приветствовали свою будущую царицу, в каждом городе встречали ее хлебом-солью, свите ее предоставляли дома лучшие, чтобы не испытывала она никаких неудобств в пути, загатили все дороги до самой Москвы, одних мостов через речушки разлившиеся навели более пятисот. Но Марина держала себя заносчиво, капризно, высокомерно и холодно, все ей было не так, все, что попадалось ей на глаза, подвергалось осмеянию и поношению недостойному. Да и внешность ее не могла тронуть сердца народного, была она невелика ростом и очень худа, лицо имела вытянутое, с высоким лбом, нос длинный, тонкий и острый, рот с тонкими
губами был всегда плотно сжат или кривился в усмешке презрительной. Слухи о нелюбезности и неказистости невесты царской летели вперед к Москве, опережая медленно двигавшийся поезд.
В Москве же между тем кипели споры жаркие вокруг католического вероисповедания невесты царской. Особенно неистовствовал архиепископ казанский Гермоген: «Непристойно христианскому царю жениться на некрещеной! Непристойно христианскому царю вводить ее в святую церковь! Непристойно строить римские костелы в Москве! Из прежних русских царей никто так не делал!» — и требовал непременно повторного крещения по православному обряду с троекратным полным погружением в воду. Самозванец вышел из'себя и прилюдно пригрозил утопить Гермогена и непременно сделал бы это, если бы архиепископ не был срочно вызван в его епархию. Тут лукавый патриарх Игнатий выход нашел и сумел убедить Священный Собор и бояр, что миропомазание и причащение во время венчания по православному обряду означает переход в истинную веру и никаких других заявлений или обрядов не требуется.