Судя по всему, не прошло и часа после отъезда Авенира, как в Хеврон вошла дружина Иоава, воротившаяся из похода с богатой добычей. Из какого именно похода, Библия опять-таки умалчивает, однако Талмуд, как уже говорилось, не скрывает, что, воцарившись в Хевроне, Давид продолжал руками Иоава совершать набеги на соседние земли, отдавая часть добычи царю Анхусу, а за счет остальной части пополняя свою казну и награждая придворных, которых становилось все больше и больше. Вероятнее всего, Иоав вернулся из одного из очередных таких походов, хотя в известном сборном комментарии А. Ш. Хартума высказывается версия, что Давид, зная о том, что Иоав горит желанием отомстить за брата, намеренно отослал его из Хеврона, чтобы тот не мешал подписанию соглашения [51].
Вернувшись домой и узнав, что в Хевроне за время его отсутствия был Авенир, Иоав приходит в бешенство. Не мешкая, он идет к дяде, чтобы выразить ему свое возмущение как тем фактом, что тот вел за его спиной переговоры со своим и его злейшим врагом Авениром, так и тем, что он дал Авениру уйти живым из Хеврона.
Ненависть, которой пылает Иоав к Авениру, как кажется, настолько велика, что он не готов выслушивать никаких объяснений о том, что Авенир, по сути дела, принес и предложил Давиду "на блюдечке с голубой каемочкой" власть над всеми коленами Израиля и дело это уже решенное. Вновь и вновь Иоав твердит Давиду о вероломстве Авенира, о том, что нельзя верить ни единому его слову и, вероятнее всего, тот приходил в Хеврон, чтобы лично осмотреть его укрепления и затем привести объединенную армию одиннадцати колен для штурма города.
Видя, что все эти доводы остаются для Давида неубедительными, Иоав в гневе покинул царские покои, однако отнюдь не для того, чтобы смириться с происшедшим.
Выйдя от Давида, Иоав немедленно написал Авениру письмо, в котором сообщал, что возникли некие новые обстоятельства и царь просит его спешно вернуться в Хеврон для важного разговора. Все эти события, по всей видимости, развивались столь стремительно, что посланный Иоавом с этим лживым письмом гонец нагнал Авенира у "колодезя Сира" (Бор-Асира) – небольшого озерца или пруда, расположенного между Иерусалимом и Хевроном, которое, по преданию, служило миквой [52] еще самой праматери еврейского народа Сарре. Авенир был явно удивлен этим письмом, но развернул коня обратно в Хеврон. Иоав встретил его у ворот города и отвел в сторону для разговора с глазу на глаз. Однако разговор этот на самом деле был коротким:
"И когда возвратился Авнер в Хеврон, отвел его Йоав внутрь ворот, чтобы тихо поговорить с ним, и там поразил его в живот. И умер тот за кровь Асаэла, брата его" (II Сам. 3:27).
Весть об этом убийстве потрясла все колена Израиля. Само его вероломство ужаснуло народ и оттолкнуло от Давида. Никто поначалу не хотел верить, что Иоав убил Авенира исключительно по собственной инициативе – большинство было убеждено, что это Давид заманил своего старого врага в ловушку и, когда добился от него всего, чего хотел, отдал приказ убрать его. Ситуация усугублялась тем, что Авенира любили – он, вне сомнения, считался в народе великим героем. Да и было за что: он стоял во главе армии Саула в дни ее самых славных побед, он же после смерти Саула, сохранив часть армии, отбил несколько набегов филистимлян и аммонитян, а также немало сделал для возрождения государства и наведения порядка по меньшей мере в землях одиннадцати колен.
Таким образом, Давид, с одной стороны, не мог обвинить Иоава в убийстве и казнить его, так как, согласно закону, тот действовал в рамках своего права на месть. С другой же стороны, он должен был срочно предпринять некие действия, которые сняли бы с него в глазах народа обвинение в убийстве Авенира – иначе все усилия последнего пошли бы прахом.
И Давид предпринимает целый ряд шагов, призванных убедить народ, что он не просто не причастен к этому убийству, но и осуждает Иоава и скорбит по Авениру не меньше, а может быть, даже больше, чем все остальные.
Давид начинает с того, что публично объявляет не только народу, но и Богу, что и не помышлял убивать Авенира и этот грех не должен быть вменен ни ему, ни его потомкам. Затем также публично Давид проклинает за это убийство не только Иоава, но и весь его род страшным проклятием: "Да падет она (кровь Авенира. – П. Л.) на голову Иоава и весь дом отца его; и да не переведется в доме Иоава ни слизеточивый, ни прокаженный, ни нуждающийся в хлебе" (II Сам. 3:29). Однако при этом Давид тут же подчеркивает, что с точки зрения закона он Иоаву ничего сделать не может: "Йоав же и Авишай, брат его, убили Авнера за то, что умертвил он Асаэля, брата их, в битве при Гивоне" (II Сам. 3:30).
Вслед за тем Давид объявляет общенациональный траур по Авениру, устраивает ему пышные похороны в Хевроне, сам идет, рыдая, за его телом, а затем и публично постится в знак своей скорби: