Царь Давид

"А у Шаула была наложница по имени Рицпа, дочь Айи. И сказал Ишбошет Авнеру: зачем вошел ты к наложнице отца моего?" (II Сам. 3:7).

Это, видимо, был первый случай, когда безвольный и трусливый Иевосфей открыто возмутился действиями Авенира, игравшего при его дворе роль и премьер-министра, и министра обороны. Дело в том, что, согласно принятым на Ближнем Востоке обычаям, гарем умершего царя отходил к его преемнику, то есть тот, кто пользовался гаремом царя, его женщинами, и считался законным его наследником. Далее нам еще придется столкнуться с тем, как пытались использовать этот обычай в свою пользу сыновья Давида, так что гнев Иевосфея понятен: "войдя" к Рицпе, объявив ее своей женой или наложницей, Авенир как бы заявил и о своих претензиях на трон, о своем намерении низвергнуть Иевосфея. Именно так трактуют поступок Авенира абсолютно все комментаторы и исследователи.

Однако если это действительно было так, то Авенир не остановился бы только на овладении наложницей Саула, а стал бы предпринимать и другие шаги по захвату власти. В сущности, если учитывать расстановку сил при дворе Иевосфея, устроить дворцовый переворот не составило бы для Авенира особого труда. Но дальнейшие события разворачиваются совсем по-другому:

"И сильно вспылил Авнер из-за слов Ишбошета, и сказал: разве я собачья голова в Иудее?! Неужели отныне буду я делать добро дому Шаула, отца твоего, братьям его и друзьям его? Я не предал тебя в руки Давида, а ты упрекаешь меня в грехе из-за этой женщины? Пусть так накажет Бог Авнера и еще усилит наказание, если я не сделаю того, о чем клялся Господь Давиду: отнять царство у дома Шаула и утвердить престол Давида в Исраэле от Дана и до Беэр-Шевы. И не мог больше тот (Ишбошет. – Я. Л.) ответить ни слова Авнеру, так как боялся его" (И Сам. 3:7-9).

Итак, как мы видим, Авенир в ответ на обвинения Иевосфея приходит в ярость и действительно грозит сбросить его с престола, однако не для того, чтобы усесться на него самому, а возвести на него Давида. Согласитесь, странная логика для человека, который завладел наложницей царя для того, чтобы заявить о себе как о его правопреемнике!

Между тем сам эмоциональный накал разговора между Иевосфеем и Авениром наводит на мысль о том, что последним при женитьбе на Рицпе двигали совершенно другие мотивы. Следует учесть, что в слово "наложница" у евреев вкладывалось несколько иное содержание, чем у других восточных народов. Крайне редко наложница была рабыней – чаще это была свободная женщина, которая сошлась с женатым мужчиной, но при этом (хотя многоженство у евреев и разрешалось) тот не сочетался с ней законным браком, не обвенчался "по Законам Моисея и Израиля". Таким образом, наложница у евреев и в те времена, и позже была чем-то вроде "узаконенной любовницы", "гражданской жены" при наличии другой – "законной жены перед Богом". Как и жена, наложница обязана была хранить верность своему мужу. Как и жена, наложница отнюдь не была целыми днями заперта в гареме, а часто сидела рядом или неподалеку от мужа на пирах.

Будучи главнокомандующим армией и близким другом Саула, Авенир, безусловно, хорошо знал Рицпу и, видимо, давно тайно любил ее. И то, что Иевосфей поставил ему в вину желание соединиться наконец с любимой женщиной, вывело Авенира из равновесия. В словах Иевосфея он услышал в первую очередь черную неблагодарность в ответ за все, что он сделал для него и для его семьи, – ведь именно Авенир возвел его на трон, именно Авенир объединил вокруг него одиннадцать колен, по сути дела, переиграв в развернувшейся битве за власть Давида. И вот сейчас это ничтожество Иевосфей отказывает ему в праве на простое человеческое счастье, указывает на его место слуги, требует, чтобы он беспрекословно придерживался установленных границ – подобно тому, как пес должен есть только под столом, а ни в коем случае не на скамье рядом с хозяевами!

Согласитесь, что после этого Авениру было из-за чего вспылить и начать мстить Иевосфею.

Но дело было, безусловно, не только в этом. Всю свою жизнь Авенир посвятил служению царю, но служил он Саулу именно потому, что был убежден, что сам Бог выбрал его для этой миссии. И Саул с его умом, мужеством и прозорливостью лишь укреплял в нем эту веру. Да, он допускал ошибки. Да, у него были приступы ипохондрии и паранойи, но сомневаться в том, что Саул – великий правитель, не приходилось.

Иевосфей же явно не был тем человеком, который был способен помочь Израилю выбраться из сложившейся ситуации, дать еврейскому народу надежду, вдохнуть в него новые силы, помочь вновь обрести уверенность в себе. С каждым днем разочарование Авенира в Иевосфее росло, и с каждым днем он все чаще думал о Давиде, укрепляясь в мысли, что все происходившее в последний период царствования Саула было не случайным, что Давид и в самом деле избранник и помазанник Божий. Не случайно во время перебранки с Иевосфеем Авенир бросает фразу о том, что он "сделает то, о чем клялся Господь Давиду".