В Москву он возвращается только в апреле, резонно предполагая, что заносчивый Рэндолф за истекшее время, проведённое в крепко охраняемой посольской избе, созрел для продолжения переговоров. Рэндолф в самом деле созрел и посбавил высокомерия. Всё-таки интересы торговли оказываются стократ важней разного рода зыбких политических поз и претензий. Английский посол на свой страх и риск нарушает инструкции железного Сесила. По итогам новых переговоров составляется новая грамота, след которой простыл как в лондонском, так и в московском архивах. Кое-как можно вывести из дальнейшего хода сношений, что Рэндолф принял все предложения Иоанна и о взаимном праве убежища, и о наступательном союзе, и о корабельных мастерах, которые необходимы для строительства военного флота, отчасти уже начатого в Вологде русскими мастерами. В обмен Рэндолф получает, может быть, даже больше того, чего добивался мошенническим умолчанием о союзе. Иоанн соглашается восстановить привилегии, данные Московской торговой компании и затем отменённые в наказание за промедленье с посольством, чтобы впредь высокомерные господа англичане с московским царём и великим князем не смели шутить. Он соглашается предоставить новые привилегии, позволить свободную и прямую торговлю с персидскими городами, разрешить в Вычегде разработку железной руды и вывозить в Англию выплавленное железо с пошлиной в одну деньгу с фунта, производить перечеканку английской монеты в Москве, Великом Новгороде и Пскове, даже обещает закрыть Нарву для тех англичан, которые смеют конкурировать с Московской компанией, и предоставить Московской компании право силой оружия вышвыривать своих конкурентов из Белого моря, больше того, англичане всюду в пределах Московского царства могут строить жилые дома и торговые лавки и судиться опричным судом, который представляется им предпочтительней мздоимного суда земских князей и бояр, а их московский двор возле церкви Святого Максима поступает под охрану опричников. Рэндолф может торжествовать, однако Иоанн оказывается и умнее, и дальновиднее, и хитрее прожжённого английского дипломата. Простите нас, сэр, но все эти преизобильные блага прольются на ваших торговых людей только тогда, когда составленная с вашего согласия грамота будет подписана и скреплена большой королевской печатью, а пока придётся без привилегий пожить, ничего не поделаешь, мало мы верим вам, потому что вы попытались нас обмануть. Соблюдая все правила дипломатических сношений между независимыми и равноправными государствами, он отправляет в Лондон своим полномочным представителем Андрея Савина, который его именем должен присутствовать на церемонии утверждения грамоты в королевском дворе, а сам в середине мая, забрав жену и детей, отправляется в Вологду.