Царь

В Александровой слободе вновь падают на него мрачные дела душегубства. Его повелением ведётся расследование о причинах странного паденья Изборска, крепости неприступной, замыкающей северо-западный рубеж на крепкий замок. Сбив этот замок, литовцы получают возможность не только овладеть всем северо-западом, такой же изменой овладев Великим Новгородом и Псковом или при случае обойти их стороной, но и проникнуть дальше на север, вплоть до самого Белого моря, нигде не встречая сопротивления, оттого что на этих громадных пространствах не встретят ни гарнизонов, ни крепостей, ни ополчения служилых людей, за полным отсутствием поместного землевладения в этих малопригодных для землепашца краях. Расследование обнаруживает поразительную беспечность всего гарнизона Изборска, стоящего в непосредственной близости от охваченных войной волостей. Как всегда, беспечностью пользуется предательство, причём на этот раз в предательство первыми замешиваются приказные люди, может быть, в грязном стремлении прикрыть своё безбрежное воровство. Глухой зимней ночью известный смутьян и перебежчик Тимоха Тетерин, обрядившись в чёрный кафтан, велит страже отворить ворота Изборска, «вопрошаясь опричниной». И стража безропотно отворяет ворота, хотя ночью не имеет права их никому открывать, в ворота внезапно врывается враг, и ни сам воевода, и ни кто-либо из посадских властей, и ни кто-либо из земских служилых людей и московских стрельцов не оказывает литовцам сопротивления, в отличие от Алексея Басманова, сумевшего с горстью воинов отстоять обветшалые стены Рязани. Расследование находит, что предательство раскинулось широко. Передаться литовцам изготовились Мариенбург, Тарвас и Феллин. Многие нити предательства ведут и к Пскову, и к Великому Новгороду. Иоанн не может не помнить, какую неблаговидную роль играла так называемая новгородская конная рать в боярской смуте времён его малолетства, не может забыть странного челобитья новгородских пищальников, на отказ принять их челобитную в чистом поле ответивших пищальной пальбой, как не может забыть и того, что именно новгородские ратники отказывались идти на Казань. Больше того, среди лиц, принявших участие в заговоре конюшего Фёдорова, который как-то замешался и в ту челобитную, князь Владимир Андреевич, предавший его, недаром указал на нескольких новгородцев, таких, как Сабуровы, Хвостовы-Огнёвы, Малечковы и Баскаковы. Выданные заговорщики в прошедшем году за измену ответили головой, да как знать, не были бы ими точно так же перед ночными литовцами распахнуты ворота Пскова и Великого Новгорода, не упреди своевременными казнями предателей Иоанн? И мало ли что ещё наводит его на тревожные размышления. Ведь вот хоть то, что с Великим Новгородом связаны Колычевы, поддержавшие митрополита Филиппа и конюшего Фёдорова, тоже казнённые им. С Великим Новгородом был связан Казарин Дубровский, несколько лет сряду управлявший новгородской съезжей избой, владевший вотчинами в Бежецкой и Шелонской пятинах, имевший в Великом Новгороде один из самых богатых домов. Лет десять назад в том же Великом Новгороде служил дьяк Ишук Бухарин, тоже владевший вотчинами в новгородской земле. Род князей Старицких издавна связан с Великим Новгородом теснейшими связями, а князь Владимир Андреевич и до сего времени имеет в Великом Новгороде подворье и пользуется симпатией новгородцев, которые способны в любой день поддержать его претензии на московский престол, лишь бы воротить свои прежние, всё ещё не забытые вольности.

Следствием розыска вновь становятся казни, и вновь Иоанн заполняет поминальный листок. Под топор палача ложатся изборские подьячие Семён Рубцов, его человек Оглобля, Пётр Лазарев, псковичи Алексей Шубин и Афимий Герасимов, а также Иван Лыков, Юрий Силин, Василий Татьянин, Григорий Рубцов, Юрий Незнанов, Михаил Дымов и его человек Воронов, Кузьма Кусов и Третяк Лукин. Иоанн ограничивается этими кровавыми жертвами собственного безрассудства, пыток или доноса, однако этот новый акт устрашения, направленный против земских властей, от воевод до приказных и стражи, не может успокоить его. Если семя измены не выкорчевать, оно прорастёт. В Александровой слободе составляются списки служилых и посадских людей Пскова и Великого Новгорода, которые связаны родством с Дубровским, Бухариным, Рубцовым и другими изменниками, а также с Колычевыми, Фёдоровым и Владимиром Старицким. Уже в марте всех ненадёжных, всех заподозренных в крамольных сношениях переселяют в замосковные земли. Новгородская летопись, в данном случае, несомненно, предвзятая, называет сто пятьдесят новгородских и пятьсот псковских семей. Сколько их было в действительности, установить невозможно, во всяком случае это не могли быть столь большие и, главное, столь круглые цифры.