Цапля

КАМПАНЕЕЦ. Мне сюда подкинь пару ящиков датского пива. Что? Где взять? Ты в своем уме, Игорь? Действуй, а то уволю! (Кладет трубку и тут же ее поднимает, набирает две цифры.) Ритуля, золотце мое, Кампанеец на проводе. Кто сегодня за старшую? Аня? Та, что губы ярко мажет? Соедини, кисонька. Анечка? Это дядя Филипп из «Швейника». Да-да-да, моя лапочка, по-прежнему с ума схожу. Привез тебе сувенирчик из Франции. Конечно, «Шанель», только очень яркая. Как твоя? Вот удача! Тогда тебе сегодня подбросят наборчик. Ах, губки наши губки, карамельки бесценные! Анечка-красавица, размести мои заказы по срочному. Два раза Жданов, три раза Калинин, Куйбышев, Киров, пять раз Орджоникидзе. Спасибо, деточка, дядя Филипп своих лапочек не забывает. Даю номера…

6. Наш дядя

Наш дядя был, по мненью многих, большим сторонником миноги, но, времени не тратя зря, жевал частенько и угря.

Под рокот пламенных моторов прошел он путь командный свой от юных штурмов Беломора на героический Дальстрой.

С годами не обмякло кредо, и, отойдя от громких дел, маячил дядя, как торпеда, хотя слегка очертенел.

Уклон какой-то скандинавский с годами дядю обуял, утрачен прежний сандуновский Москва-барокко идеал.

По телефону партизаня, крутя знакомств нелегкий вал, о датским пиве, финской бане наш дядя вечно хлопотал.

В отличие от бесовщины величественных эпох, бессонницы и штурмовщины, искорененья вражьих блох, он небу не грозит овчиной, навек к дубленочкам присох. С прононсом новой чертовщины – таков итох.

Так из отъявленных садистов, из бесовщины прежних дней мы вырастили гедонистов, распаренных блажных чертей.

Но это – благо, в самом деле, вздыхает робкий наш народ. Пускай почесывают тело и семгой забивают рот. Жуем мы хек, поводим ухом. Они – икру и сервелат. Примат материи над духом приветствуем: они велят.

Приветствуем Земли вращенье, и со-вращение Луны, и мелкое очертененье геройской в прошлом сатаны.

Пока Кампанеец диктует номера телефонов, на веранду медленно поднимается Леша-швейник с чемоданом и гармонью через плечо. Его пока никто не видит.

РОЗА. Клавдия, знаешь, у меня сегодня какое-то радостное предчувствие с утра. Какое-то особое ожидание. Понимаешь, что я хочу сказать?

КЛАВДИЯ. А то не понимаю! Все принца ждешь.

ЛЕША-ШВЕЙНИК. Я извиняюсь, где здесь регистратура?

Обе девы вздрагивают крупной дрожью и поворачиваются к вновь прибывшему. Кампанеец тоже смотрит на Лешу-швейника, но в это время происходит соединение.

КАМПАНЕЕЦ. Орджоникидзе? Кампанеец на проводе! Алик, привет, дорогой! Дай-ка мне информацию по нитроэмали… так… так… (Делает записи в блокноте.)

ЛЕША-ШВЕЙНИК. Где здесь будет регистратура, девчата, не подскажете?

РОЗА (руки сжаты на груди). Кто вы?

КЛАВДИЯ (хохочет). Прынц!

ЛЕША-ШВЕЙНИК. Ценю юмор. Будем знакомы. Фокин Алеша из города Париже-Коммунска, с комбината «Парижская коммуна», значит, наладчик станков. А вы, девчата, с Иванова?

КАМПАНЕЕЦ (приближается, таща шнур). Вы, молодой человек, читать умеете? Надпись видели: «Посторонним вход запрещен»?