Ц 7 (СИ)

— Не всё, — иезуитски улыбнулся Андропов. — По нашим данным, именно Миша дал «подсказку» насчет берберов. В Израиле идею подхватили и уже около года тайно помогают этим «униженным и оскорбленным» — пересылают оружие через Эфиопию, командируют военспецов… Вон, как в Алжире полыхнуло! Вся Кабилия бурлила! Не будь у Хуари Бумедьена танков, берберы взяли бы власть! И в Ливии партизанят от души… Ну, там уж с нашей подачи. Понимаю иудеев — арабы им враги, а вот с берберами — мир, дружба, жвачка! Если всё пойдет по нарастающей, нефть Тель-Авиву точно перепадет.

— А ты за кого, Юра, — лукаво прищурился экс-генсек, играя неграмотного крестьянина, — за арапов али за берберов?

— Тут вопроса нет, — скупо улыбнулся экс-председатель КГБ. — Берберов угнетают, уничтожают, лишают своей культуры и даже родного языка! Разумеется, мои симпатии на их стороне, но…

— …Но пусть лучше Миша будет под контролем, — кивнул Леонид Ильич. — Понимаю. Ну-у… Думай, Юра, думай!

— Да думаю я, думаю… — кряхтя, Юрий Владимирович устроился за столом с «рогатыми» часами, и посмотрел на председателя партии, севшего напротив. — Иной раз шарики за ролики заходят… Вчера, вон… — помолчав, он повозил ладонями по столешнице и, лишь бы успокоить нервы, сцепил пальцы рук. — Я и сам под контролем! Политбюро ведь никто не отменял! Сижу на пленуме, весь такой из себя президент, и думаю: власть это или игра во власть?

Покивав, предпартии достал начатую пачку «Дуката», неторопливо размял сигарету. Чиркнул спичкой… Затянулся, смеживая веки.

— А это, Юра, наша, доморощенная «система сдержек и противовесов», — назидательно выговорил Брежнев. — Чтобы не заигрался. У тебя пять лет, Юра, чтобы войти в историю. В восемьдесят втором мы и твою должность выборной сделаем — пусть на Западе утрутся! Нет, конечно, пяти годиков мало, чтобы в экономической войне победить, тут работы на десятки лет! Но вот создать плацдарм для наступления вполне можно успеть. Успеешь — народ пойдет за тобой. И за тебя! «Вот тебе второй срок, товарищ Андропов, — скажут массы, — веди нас верным путем!» — он ловко втер окурок в тяжелую хрустальную пепельницу, и с чувством заключил: — Так что рули Союзом, Юра, и не майся дурью!

Воскресенье, 15 января. Утро

Псков, улица Профсоюзная

— Тоже мне, технари! — Тимоша презрительно скривила губки. — У нас вон — помните? — понедельник начинался в субботу! А тут целый выходной впереди — и ни души!

— Не сердись на «пскопских», — я занес охапку поленьев с налипшим снегом, и с грохотом свалил их у печки, — просто мне не хочется спешить с открытием Центра. Вот и пользуюсь служебным положением — берегу «палаты» для себя и для вас! Всё кажется — будут тут незнакомые ошиваться, и что-то пропадет, сравняется с буднями… Глупость, конечно. Встречал я тутошних «самоделкиных» — нормальный народ…

— Ну, тогда ладно, — заворчала Зиночка.

— Прощаешь? — хихикнула Наташа.

— Так и быть!

Светлана с Ритой втащили здоровенную сумку, набитую съестным, и я поспешил на помощь, бурча на тему: «Девочки не должны таскать тяжести». Девочки покаянно кивали на мои нудные увещевания, а в их хорошеньких глазках дрожали смешинки. И мне, чтобы не потерять лицо, пришлось издать глубокий вздох, да заняться растопкой.

Сторож тутошний — старенький звонарь, присоветованный Корнилием, — справно протапливал печь. Изразцы до сих пор отдавали нутряное тепло, накопленное кладкой. А как только загудел, затрещал огонь, поедая бересту, да хворост, сразу добавилось уюта. Теплом потянет через часок, а вот ладная, почти домашняя атмосфера уже материализовалась в «палатах», пульсируя в такт завываниям печной трубы. Хорошо…

— П-прохладненько! — вздрогнула Светлана, обнимая себя за плечи.

Я слегка прижался к ней, словно делясь теплом.

— Как там Маша?

— Женька снял комнату в коммуналке, — близняшка оживленно выболтала последние известия. — Хозяйка, говорит, на Бабу-Ягу похожа, но добрая. Машка ее боялась сначала, а сейчас привыкла… Да она больше из-за Жеки переживает — у того же комиссия скоро. А вдруг, говорит, годным к строевой не признают? Или с ограничениями? Какая тогда свадьба? Кому веселиться? — она вздохнула: — Житие мое…

— А ты как? — я крепче притиснул подружку.

Она верно меня поняла — и щеки ее пыхнули румянцем.

— Да никак пока… — застеснялась девушка. — Юрка в своей общаге, я — в своей каморке. Какие тут могут быть дети? Не знаю, Миш… То ли Машка легкомысленней меня, то ли мудрей… Вот, не знаю! Тут… Ну, я так думаю! Надо или учиться, или нянчиться с малышом. Кормить грудью в аудитории?.. Как-то это… — она неопределенно повертела кистью.

— Ла-адно… — потянул я. — Что-нибудь придумаем… насчет «улучшения жилищных условий».

Близняшка засияла, прильнула ко мне на секундочку, и убежала возиться с самоваром — растапливать сей медный агрегат с начеканенными медалями выходило у нее лучше всех. Светлана строгала лучины тонкими и длинными, у меня так не получалось.

Я подбросил дров, присев у жаркого зева топки, и на меня тут же навалилась Рита.