Ц 6 (СИ)

— Как раз у папульки отпуск, и сессия закончится! И у твоей мамы тоже… И надо же еще платье купить! И тебе колечко…

Рита вытянула ноги, прижимаясь ко мне теснее, и затихла. Ее головка лежала у меня на груди, и черные пряди щекотали шею, но я замер, чтобы неловким движением не отогнать девичий сон.

За окном стыла тьма, лишь в открытую форточку заглядывала яркая звезда — ее мерцающий свет струился, сливаясь с ясным запахом снега. Хлопья опадали вкосую, виясь мягко и невесомо, и скачущие мысли утишали свой бег.

Меня не пугала семейная жизнь — опыт есть. Надо только избегать досадных упущений, глупых житейских ошибок — и несколько лет счастья обеспечено. А это очень, очень много. Не бывает вечной любви, всё в этом мире преходяще. Правда, баловница-природа уготовила для человеков славный вариант исхода. Как там, у пиита?..

Любой костер когда-нибудь погаснет,

Любовь не может длиться без конца.

Дотлеет страсти пыл, и призрак счастья

Дымком забвенья веет у лица…

Всё так, всё тщетно, но безысходность можно обойти. Если двоих связывают не только постель и доводящий до исступленья быт, то любовный жар не тухнет в одночасье, а греет всю жизнь, спокойным и нежным теплом.

Грустно будет наблюдать, как увядает ее красота и притупляется твой ум, но даже в печали отыщется светлая сторона.

«К лету надо решить «квартирный вопрос», — сонно подумалось мне. — Ты просто должен, обязан ввести… нет, лучше внести молодую жену в свой собственный дом. И чтобы Марик радовался самому красивому невестину платью, и белой свадебной «Чайке» с ленточками… Только без дурацкого пупса! Рано Ритке беременеть! Сама еще, как дитя… Пусть сначала институт окончит, поработает на финансовой ниве лет пять… Вот, потом можно и в декретный отпуск уходить…»

Разумеется, в памяти всплыла Хорошистка. Я усмехнулся, косясь на уснувшую Риту, словно она могла прочесть мои мысли.

Время, хоть и недолгое, а заврачевало раны. Промыло «маленькие серые клеточки», оставив в лотке воспоминаний лишь приятное золото. Мне было хорошо с Инной, хоть и никогда не признаюсь в этом Марику.

Моя грудь дрогнула, сдерживая глупое хихиканье, стоило мне вспомнить деда Семена. Ведь умудрился же старый повеса прожить в мире и согласии со всеми своими «полюбовницами»! Ага, так и вижу Ритку с Инкой, тетешкающими моего ребенка с отчеством «Олегович»… Нет, пусть лучше родится «Олеговна»…

Я поморщился — пошлятина на ум пошла. Зато сплошь позитив — ни страданий, ни метаний, ни слезной горечи…

Мне было неудобно лежать в одной позе, но идею перевернуться набок моя млеющая натура пока отвергала — еще Ритин сон перебью… Я ощущал тихую, вкрадчивую поступь первосонья, когда мозг уступает обволакивающему сюру, а тело цепенеет в истомной сладости, как вдруг будто повеяло сырым соленым ветром.

Слух ловил заполошный плеск воды и пыхтение старого мотора, а в смутных тенях путались голоса. Краешком сознания я скользнул по чужим тревогам. Тяжкая усталость загнанного зверя, всепоглощающий, выматывающий страх…

И тут же словно кто резкость навел — я увидел Кириленко. Старый, потасканный, с обрюзгшим небритым лицом, он сидел на корме мотобота, ссутулившись и свесив руки с колен. Рыбацкое суденышко, тарахтя и качаясь, хлопая днищем по накату волн, уходило в ночь, не зажигая огней.

В крошечной будке, куда еле вмещался широкоплечий рулевой в зюйдвестке, вполнакала тлела лампочка, освещая компас. Развернувшись всем телом, рыбарь прогудел, шевеля рыжей шкиперской бородкой:

— Все в порядке, Андрей Палыч, вышли из тервод! К утру будем на Готланде!

Кириленко мелко покивал, безразличным взглядом погружаясь в ночной туман, укрывший его от погранцов. Слезящиеся глаза под набрякшими веками так и тянуло закрыть, но холодный тошнотворный страх не унимался, сковывая напрягом и отчаяньем…

…На улице бибикнула машина, и видение из будущего истаяло.

«Уйдет, значит… — подумал я, с трудом привыкая к новому дару. — Ну, и пусть…»

Стукануть Андропову не выйдет. Как объяснить, откуда картинки? Послезнание тут ни при чем, я вижу новое будущее, небывалое в моей прошлой жизни. Да и не буду я ничего объяснять! Еще чего не хватало… И так еле отбился, сохранив хоть видимость свободы — под колпаком 9-го управления! Хватит с меня.

Рита ворохнулась, запыхтела, укладываясь на бочок и прижимаясь ко мне теплой попой.

— Мишечка? — пробормотала она. — Ты не спишь еще?

— Не-а, — моя ладонь платонически огладила грудь девушки — тугую, словно вылепленную из воска, только живую, теплую, с нежной кожей, скользившей под пальцами атласно и шелковисто.

— Я совсем забыла тебе сказать… Я очень люблю тебя… Очень-преочень…

В темноте губы коснулись девичьего плеча, туда и пришелся поцелуй. В эти утекающие мгновенья будто весь мир сфокусировался на моем диване-кровати, обретая неизбывную гармонию. Я закрыл глаза.

Мне снилась Рита.

Воскресенье, 6 февраля. Полдень

Ленинград, улица Рубинштейна