Труп на балетной сцене

Но теперь она понимала, что иерархия труппы (хотя не без исключений, пересечений) была трехступенчатой. Танцовщики из первого клана были рысистее (вот какое слово пришло в голову Джульет) остальных. Они громче смеялись, грубее подковыривали друг друга и производили впечатление дикости, которой не было в остальных. Олимпия и Райдер принадлежали к этой когорте. Джульет была почти уверена, что в их кругу не пренебрегают наркотиками. Вторую подгруппу составляли те, кто получал еще одно образование, которое могло послужить основой профессии. Не часто видишь балетного танцовщика, который читает книгу ради удовольствия. Среди людей Янча был небольшой кружок тех, кто исправно штудировал учебники по психологии и физиологии. Встречались поклонники — те льнули к своим кумирам и патриархам. Некоторые, их было совсем немного, вообще ни с кем не общались. Другие объединялись, потому что у них были дети. Русские держались русских. Латиноамериканцы и азиаты легче растворялись среди других. А единственный (это в наши-то дни в Америке) афроамериканец по своей уникальности не мог ни прислониться к своим, ни раствориться в чужих. Некоторые танцовщики обхаживали начальство (кто более нахраписто, кто тоньше). Несколько человек пытались заниматься хореографией, в надежде, что наступит день и Янч позволит им сделать что-то самостоятельное.

И конечно, между ними были романы: связи геев, связи натуралов, открытые связи, тайные связи. Единственное эмпирическое наблюдение Джульет позволяло заключить, что физический контакт партнеров по танцу не означал сексуальной привязанности. В отличие от людей других профессий танцовщики гладили, касались, щупали, иногда прижимались и даже прыгали друг на друга, но в этом никак не сказывались интересы полов. Джульет иногда задавалась вопросом: каким же образом они демонстрировали свое возбуждение? Может быть, в эпистолярном жанре? Или, только оказавшись друг с другом в постели, понимали, что это и есть секс? Или здесь в ходу были другие средства коммуникации, которые она пока не распознала (взгляды? жесты? стоны?). Все, что угодно, только не запах. Большую часть времени танцовщики невыносимо воняли, причем каждый на свой манер — и потом, и десятикратно усиленными духами.

Размышления Джульет, как это случается у исследователей приматов, были неожиданно прерваны массовым перемещением объекта ее наблюдений. Словно по мановению неведомой руки (Джульет догадалась, что эту роль сыграла большая стрелка часов, которая указала на без одной минуты пять) почти все танцовщики разом поднялись и направились к лестнице.

А ей осталось с удивлением размышлять об увиденном.

Самый драматический эпизод дня случился сразу после шести тридцати в зале номер три. Рут репетировала второе па-де-труа Пип — Эстелла — мисс Хэвишем, получившее в связи с призывами мисс Хэвишем название «Люби ее, люби ее»; трио исполнялось в середине второго акта. Рут предпочла бы поработать с новым па-де-де Пип — Мэгвич, но не вызвала Мэгвичей, зато обе Эстеллы и мисс Хэвишем были на репетиции, и хореограф не стала ломать планов.

Хотя па-де-труа предшествовало сцене, которую Рут смотрела и забраковала до перерыва, она не сильно продвинулась вперед. Джульет наблюдала, как подруга медленно продиралась сквозь такты мрачной, завораживающей, очень красивой музыки. Начало было определено: Пип нанят развлекать мисс Хэвишем — вот он поднимает ее на руки, делает несколько шагов, позволяет осторожно соскользнуть и ставит на ноги. Но дальше эпизод застопорился. Хореограф рассчитывала на вклад своих ведущих исполнителей и особенно Лили, которая в этой сцене была в самом центре внимания. Электру не отпускал насморк, прима стала жаловаться, что плохо себя чувствует. Харт казался необычно рассеянным. Зато Лили Бедиант была полна идей и предлагала коллегам разные жесты — как передать восторженное восхищение Пипа и вялую, безжизненную реакцию Эстеллы. За ее спиной изо всех сил старалась вторая мисс Хэвишем, Мери Кристи, а Кирстен Ахлсведе и Ники Сабатино напрасно ждали внимания хореографа.