Джунаидхан ещё дважды бросал на штурм глинобитных стен своих нукеров, и каждый раз они бежали обратно сломленные огнём русских пулеметов, устилая телами павших бойцов подступы к крепости. Свою злобу от своих неудач, пришельцы методично вымещали на жителях ближайших кишлаков, в которых почти ежедневно проводили экспроприацию у продуктов питания и приглянувшиеся им вещи.
Как следствие этих деяний, колодец из которого бандиты поили своих коней, оказался отравлен, и воинство Джунаидхана разом лишилось тридцати коней. Курбаши приказал выставить у воды круглосуточные посты и стрелять каждого чужака, кто будет замечен в попытке, отравить воду.
Каждый день сидения под стенами Яркенда, разлагающе действовал на басмачей. Идейный авторитет пиров был ещё довольно высок среди горцев исмаилитов, но низменные интересы человеческого нутра уже давали о себе знать. Уже после самого первого неудачного штурма, среди пришельцев поползли разговоры, что лучше довольствоваться малым числом добычи захваченной сейчас, чем лезть под пулемет русских и с каждым неудачным штурмом или пустым днем сидения, эти разговоры только усиливались.
Верные люди сразу донесли Джунаидхану об этих опасных речах, но тот не решился в открытую поднять руку против своих единоверцев, ограничившись тем, что ставил самых рьяных болтунов в передние атакующие цепи во время очередного штурма.
Выходя каждое утро на молитву из своего белого шатра, курбаши с ненавистью глядел на зубчатые стены Яркенда, над которыми развивалось русское знамя. С каким бы наслаждением Джунаидхан вырезал бы защитников этой проклятой крепости всех до единого и с победою возвратиться домой.
Появление возле крепости небольшого отряда уйгуров во главе с Ахмеджаном Чембулатовым изъявивших желание воевать под командованием Джунаидхана было единственной радостью для курбаши за все время осады крепости. Выстроив перед своим шатром большую часть своего войска в несколько шеренг, курбаши торжественно принял своих первых новобранцев, громогласно объявив, что это только малая часть большого отряда уйгуров, который должен прибыть под Яркенд в самое ближайшее время.
Прибытие новых волонтеров в стан Джунаидхана, несколько подправило пошатнувшуюся веру горцев в своего лидера и благополучный исход похода в Кашгарию, однако вскоре в стане басмачей появился дервиш. Насрулло, так звали святого человека, несколько ночей приходил в лагерь басмачей, неторопливо прохаживаясь между многочисленными кострами и прося подаяние для пропитания.
Темное загорелое от жаркого солнца лицо было сосредоточенно и губы дервиша, постоянно повторяли разные молитвы из священной книги. Басмачи охотно давали ему куски лепешек или бросали горсть риса в его деревянную чашку, и святой человек благословлял каждого из них за его доброе деяние. Однако когда его спрашивали о судьбе этого похода, то дервиш заявлял, что будет молиться Аллаху, чтобы ужасный огонь, который вскоре упадет с небес на землю, не коснулся доброго человека.
Когда верные люди донесли курбаши об этих ужасных пророчествах, он приказал нукерам задержать опасного смутьяна, но простые воины помешали насилию над святым дервишем. Плетками и прикладами они побили нукеров Джунаидхана и позволили Насрулле неторопливо покинуть лагерь. Потрясая своим дорожным посохом и призывая слепцов прозреть, дервиш удалился в пустыню, откуда и пришел.
Больше он не появлялся, но спокойствия среди воинов курбаши не прибавилось. Едва только ушел дервиш, как по лагерю поползли упорные слухи, что у русских есть страшная железная птица, способная изрыгать огонь и обладающая пронзительным стрекочущим голосом.
Напрасно тайные уши курбаши рыскали по лагерю в поисках источника этих зловредных слухов. Однажды возникнув, он отошел в тень, дав возможность своему детищу подобно невидимой змее переползать от одного костра к другому, неотвратимо сея страх и сомнение в души пришельцев.
Ахмеджан за пять золотых монет указал Джунаидхану на двух каракалпаков, много говоривших у костров об ужасной птице русских. Их немедленно арестовали, но жесткий допрос, которому их подвергли по приказу курбаши не смог до конца развязать им язык. Оба упрямо твердили, что слышали об ужасной птице у костра от незнакомца укрывшего своё лицо кушаком чалмы.
Разгневанный Джунаидхан приказал казнить незадачливых болтунов, объявив их шпионами шайтана Максимова, который не в силах разбить войско исмаилитов в открытом бою, подло пытается расколоть его изнутри.
- Вернулись ли мои разведчики, что отправились в Кашгар? – спросил курбаши своего помощника Омербека.
- Нет светлейший. Наши дозоры, стоящие на кашгарской дороге никого не видели идущими со стороны Кашгара – ответил нукер.
- Притаились. Все притаились и купчишки, и дехкане и даже сам шайтан Максимов, которым так сильно меня пугали белые сахибы из Дели. А он заперся в Кашгаре и сидит, боится высунуть нос. Ему только и остается, что подсылать ко мне своих шпионов – раздраженно молвил курбаши, поигрывая тяжелой плетью.