Никифор проводил меня в южное крыло дворца, мы спустились по лестнице вниз и оказались перед входом в княжеские оранжереи. Зимой здесь благоухают орхидеи и растет клубника, летом старый князь, Феликс-старший, собственноручно возится с растениями. На старости лет князь, когда-то бывший повесой, мотом и донжуаном, промотавшим многие миллионы семейного состояния, стал примерным семьянином и садоводом-любителем.
– Елена Карловна, как же я рад вас видеть, – произнес князь. Я, изобразив на лице подобающую случаю улыбку, вошла под стеклянный купол оранжереи.
Старый Феликс, которому теперь было под семьдесят, сидел в инвалидном кресле, изготовленном для него специально в Америке. Он был красивым еще мужчиной, высоким, с шапкой густых седых волос, орлиным носом, узкими губами и пронзительными голубыми глазами, которые буравили собеседника. Он был облачен в английский костюм, как всегда, безупречно элегантный и ужасно дорогой.
– Взаимно, ваше сиятельство, – ответила я. Сухие губы старого Святогорского коснулись моего запястья.
– Вот видите, занимаюсь земледелием, – с некоторым смешком сказал он. В руке у него я заметила длинные садовые ножницы. Он занимался тем, что срезал еще не распустившиеся бутоны роз. Оранжерея была наполнена восхитительными ароматами. У меня от такого разнообразия запахов слегка закружилась голова.
– Я хочу сделать небольшое пожертвование в пользу вашего музея, – сказал старый Феликс. – Вас устроит тысяча рублей?
– Ваше сиятельство, вы более чем щедры, – произнесла я. Тысяча рублей, с учетом набирающей темпы инфляции, уже не бог весть какая сумма, однако я рада любому источнику финансирования возглавляемого мной учреждения.
– Я это знаю, – гаркнул князь и хлопнул в ладоши. – Ада, где ты? – капризным тоном прокричал он.
Из глубины оранжереи показалась молодая невестка князя, супруга его сына, Аделаида Святогорская, урожденная княжна Шереметева. Аделаида, или Ада, как называли ее в семье, была двадцати трех или двадцати четырех лет от роду, невысокая, удивительно красивая, с одухотворенным лицом, похожим на творения Рафаэля. Облаченная в просторное платье нежно-кремового оттенка, она подошла к свекру.
Святогорский уже много лет в результате несчастного случая на охоте не мог самостоятельно передвигаться. Однако у меня создавалось впечатление, что старый князь часто намеренно афиширует свою немощь и намеренно заставляет сына и других родственников относиться к нему с особым вниманием. Несколько раз я заставала князя в оранжерее за тем, что он сам тянулся к цветку или, наклоняясь, брал с пола ножницы или горшок. Значит, его недуг не такой уж серьезный, он преувеличивает собственные страдания.
– Ада, я хочу обратно во дворец, – сказал он.
Его слова обозначали одно – молодая княгиня, несмотря на то, что была беременной, должна катить кресло со стариком внутрь дворца. Я вызвалась помочь ей. Аделаида тихо поблагодарила меня. Бедная девочка, она чем-то неуловимо похожа на Настеньку, дочку дворецкого Никифора. Несмотря на то что между двумя молодыми женщинами лежит социальная пропасть, они обе несчастны. Я же вижу, что княгиня тяготится жизнью в роскошном дворце. Я знала, что ее отец, разорившийся и имеющий миллионные долги, фактически продал дочь Святогорским в обмен на то, что Феликс-старший оплатит часть его векселей. Старик не упускал возможности каждую секунду напомнить юной княгине о том, что именно он хозяин в доме.
– Ада, следуй за мной. И почему ты не надела брошь с бриллиантами, которую мой сын подарил тебе накануне? Она принадлежала моей жене.
Я, заметив мраморную бледность Аделаиды Святогорской, произнесла:
– Князь, не кажется ли вам, что Аделаиде Николаевне лучше прилечь. Она же находится в положении… – продолжила я.
– Нет, не кажется, – отрезал князь. Он, как и все представители княжеского рода Святогорских, отличался упрямством и скрытым садизмом. – Ада, я жду моего внука с великим нетерпением. Надеюсь, это будет мальчик. Нет, я знаю, что это будет мальчик! Другого и быть не может! Это твои родители понарожали пятерых дочерей и теперь ломают голову над тем, как их всех пристроить. Мне требуется наследник. Наследник, который станет умнее и талантливее, чем мой взбалмошный и инфантильный сын.
Я усмехнулась про себя. Надо же, князь не замечает одного: его сын, Феликс-младший, пошел по его же стопам. Но чего еще ждать от представителей пускай и древнего, но угасающего рода. Слишком много намешалось в их крови жестокости, распутства и вседозволенности. Мне откровенно было жалко Аделаиду Святогорскую.
– Деточка, идите прилягте, – шепнула я ей, но Аделаида ответила мне так же тихо:
– Благодарю вас, Елена Карловна. Вы единственный человек, который проявляет заботу обо мне. Мой супруг…
– Ада! – прогремел голос старика. Он, часто изображавший из себя глухого инвалида, на самом деле обладал удивительно тонким слухом. – На что это ты жалуешься Елене Карловне? Думаешь, госпоже директрисе музея интересны наши фамильные тайны? А то она церемониться не будет, опишет все в своих монографиях. Ведь так, Елена Карловна?