Трудно быть духом

— Хлопнул взрывпакет!. Потом, на озвучке, подложим взрыв снаряда, что непонятно?!

Рядовой Соколов виновато буркнул:

— Надо было сразу так и объяснить…

Кинозвёзды второй роты зашли на второй дубль.

Они пробрались сквозь дымовую завесу, мимо тех самых кустов.

Хлопнул взрывпакет.

Гунько и Соколов упали на землю, фактурно наползая на камеру.

Гунько радостно улыбнулся, надеясь попасть на экраны страны в крупном плане…

— Сто-о-оп!! — гневно заорал режиссёр.

Шматко удивился ему на ухо:

— А сейчас чё? Нормально ж упали!

Но на него не обратили внимания.

— Чего ты там улыбаешься?! Да, ты!. Война идёт! Что смешного?!

Мы не комедию снимаем! Пули свистят, люди гибнут!. — на повышенных тонах объяснил режиссёр для особо одарённого Гунько.

Шматко его целиком поддержал:

— Действительно, кто это скалится, когда ползёт на боевое задание?!

Гарланов устало посмотрел на него, осознавая, что игнорировать этого идиота в погонах не получится.

— Какое боевое задание?! Он — дезертир! Бежит за линию фронта! — вздохнул режиссёр и крикнул: — Готовим третий дубль! Массовка, куда вы ползли? Вам сказали на камеру ползти! Что вы влево смещаетесь?

— Так тут же грязь! — показал Кузьма.

Шматко присмотрелся:

— Действительно… Они испачкаются!

— То есть вы считаете, человек, спасая свою жизнь, думает — ползти ему по грязи или нет?! — язвительно спросил Гарланов.

— Я как старшина роты думаю, кто это потом стирать будет? — отбрил его Шматко.

Творец блокбастеров и потенциальный лауреат хоть каких-нибудь премий картинно всплеснул руками:

— Боже, как вы мне надоели!.

Третий дубль прошёл под его нескончаемые вопли:

— Ползём, ползём, ползём!. Давай, давай!. Не надо формализма в искусстве!

— Всё! — сказал оператор.

Режиссёр радостно подхватил:

— Отлично, снято!

Гунько и Соколов поднялись с земли. Они перепачкались в грязи по самые уши. Но формализма не допустили.

— Молодцы, ребята… Третий дубль — то что надо! — похвалил их Гарланов. — На сегодня всё!. завтра снимаем расстрел!.

Он бочком откатился к палаткам. Шматко недоумённо выкрикнул ему в спину:

— Серёга, я чё-то не понял… Это что, всё, что ли?!

— Да, всё! Все свободны!

— То есть извазюкал ребят… и свободны?! — уточнил старший прапорщик.

Режиссёр скрылся из вида.

— Деньги у администратора возьмёте! — донеслось последнее «прости» из мира кинематографа…

Шматко немного постоял в оцепенении. Потом вынес приговор важнейшему из искусств:

— Зашибись! Я всегда говорил: всё это кино — говно!

Сержант Прохоров, насвистывая, вошёл в бытовку. Он взял с гладильной доски утюг. Подошва утюга вызывающе желтела разводами ржавчины. Прохоров перестал свистеть. Он набрал воздуха в лёгкие и гаркнул:

— ХОДОКОВ!!

Дневальный по роте тут же продублировал команду:

— Рядовой Ходоков! Срочно к сержанту Прохорову!

Раздался топот сапог. В бытовку вбежал «дух», с ходу прикладывая руку к виску.

— Товарищ сержант, рядовой Ходоков по вашему приказанию…

Прохоров не дал ему договорить. Он сунул под нос бойцу утюг:

— Что это?

Ходоков опустил руку и голову, изображая скорбь.

— Я спрашиваю, что это за хрень?! — зарычал Прохоров. — Я тебе вчера ещё сказал это почистить!

Ходоков еле слышно прошептал:

— У меня не было времени…

— ЧТО?! ЧЕГО у тебя не было, солдат?!

— Мне рядовой Евсеев приказал его форму постирать…

— Ну и как, постирал?. — выдержав паузу, спросил сержант.

Ходоков кивнул. Прохоров уточнил:

— А ты сказал рядовому Евсееву, что сержант Прохоров приказал тебе утюги почистить?

— Сказал…

— А он что тебе ответил?

— Что это его не… Ну, в общем, не волнует!

— И ты, конечно, решил постирать форму, потому что Прохоров тебя пальцем не тронет, а Евсеев пару фанер выпишет… Так?!

Ходоков молча кивнул. Сержант пробормотал:

— Ладно, свободен… Пока…

Рядового Евсеева он отыскал в учебном классе. Тот сидел на парте, листая газету. Прохоров плотно прикрыл за собой дверь. Евсеев удивлённо поднял голову.

— Слушай, старый… это ты припряг Ходокова форму стирать? — спокойно спросил сержант.

— Ну я, а что?.

— А он тебе разве не говорил, что я ему приказал утюги чистить?

— Ну, говорил…

— Так в чём дело?

Евсеев недоумённо поднял брови:

— Вот именно, а в чём дело?.

— Слушай, ты только мне дурака не включай, а?! — попросил его Прохоров. — Тебе что, других «духов» мало?

— Лучше всех форму мне стирает Ходоков…

— А я, значит, хрен с бугра! Он же тебе русским языком объяснил, что я ему приказал…

— И я ему ТОЖЕ приказал! — перебил сержанта Евсеев. — Думаешь, лычки нацепил — и всё?! Мы с тобой — с одного призыва…

— ДА?! А кренделей за них Я получаю, а не ты!.

— Смотри, чтоб ты только не умер! — Евсеев развернулся, направляясь к двери.

Прохоров с нажимом проговорил:

— Э, ты куда? Я ещё не закончил!

— А я закончил!.

Сержант повысил голос:

— Рядовой Евсеев, стоять!.

— «Духами» иди командуй! — процедил тот, хлопнув дверью…

Прохоров немного постоял, осмысливая произошедшее. Ни хрена хорошего в голову не лезло. Он сплюнул и пошёл в курилку. Там его и нашёл Фома.

Присмотревшись, младший сержант по-дружески ткнул его в бок:

— Ты чё мрачный такой?

— Да так… Евсей чё-то быкует…