Трудно быть духом

— Грамотный, блин!

— Так ты туалет убрал? — уточнил Фома.

— Так точна!

— А Колобков что?

— Я вернулся, майора нет…

Младший сержант почувствовал себя Шерлоком и Холмсом одновременно.

— Сто пудов — здесь он их забирает, — изрёк он, отодвигая Вакутагина. — Ну-ка, отойди…

Дневальный отошёл подальше, опасливо косясь на сержантов.

Фома присел на корточки, тщательно осматривая тумбочку. Затем пришёл черёд плинтуса…

Сержант Прохоров ехидно поинтересовался:

— Ты чё там ищешь?

— Щель какую-нибудь… Куда-то же они писульки прячут?!

— А чем тебя эта щель не устраивает?

Фома повернулся. Прохоров стоял возле ящика с надписью: «ДЛЯ ЖАЛОБ И ПРЕДЛОЖЕНИЯ». В центре ящика зияла прорезь, собственно, и предназначенная для этих самых жалоб. Ну, и предложений, естественно. Сержант задумчиво протянул:

— Да-а, всем щелям щель!

К нему подошёл Фома. Дверца ящика при внимательном рассмотрении оказалась закрыта и опечатана.

— Блин… Печать колобковская! — потрясённо прошептал младший сержант. — А должна быть — ротного!

Евсеев решительно снял ящик со стены, энергично потряхивая.

Внутри что-то стукнуло.

— Сундучок-то заряжен! — обрадовался он. — Вакутагин, к ящику кто сегодня подходил?

Тот развёл руками:

— Я не видел… Столька народу пасёца.

— Тут реально, хрен уследишь. Это ж проходной двор, — согласился Прохоров, разглядывая ящик. — Бляха… Он тут полтора года висит, им хрен кто когда пользовался…

Фома поучительно поднял палец вверх:

— Как сказал Тургенев, если ружьё повесили на стену, значит, рано или поздно оно точно стрельнет!

Вакутагин влез, не подумав:

— Это не Тургенев… это Чехова сказал!.

Старослужащие дружно обернулись. Младший сержант веско произнёс:

— Слышь, дитя мерзлоты… трындеть в «твая обязаннасть» тоже не входит!.

Заведующий складом перебирал накладные. Неожиданно дверь распахнулась. К его столу величественно прошествовал старший прапорщик Шматко. Следом за ним, отдуваясь, семенил солдат с аккумулятором.

— Ставь сюда, — скомандовал Шматко. — И покури на улице.

Завскладом недоумённо выпучил глаза. Старший прапорщик торжественно заявил:

— Данилыч! Есть три причины, по которым ты должен купить этот аккумулятор! Первая — он новый! Вторая — он недорогой! Третья — ты должен выручить друга!

Тот ненадолго задумался. Потом проникновенно ответил:

— Николаич! Есть одна причина, по которой я не могу купить этот аккумулятор… Но она перевешивает все твои! Мне он на хрен не нужен!

— Значит, эта твоя якобы причина перевешивает нашу дружбу? — искренне обиделся Шматко.

Данилыч хмыкнул:

— Друг не станет втюхивать другу всякое ненужное барахло.

— Та-ак… Ладно… Не хочешь купить… Тогда продай!

— Ну ты даёшь! То купи, то продай!

Шматко поправился:

— Ну, помоги продать! Данилыч, у тебя же связи…

— Связи! — польщённо проворчал тот. — Связи налаживать надо…

— За двадцать процентов с прибыли наладишь?

— За двадцать не знаю… Трудновато за двадцать будет… А вот за двадцать пять можно попробовать.

— Кровопийца! — буркнул Шматко.

Данилыч хохотнул, не обидевшись:

— Можно подумать, ты молоком питаешься!

— Короче, я оставлю…

— Э, не! — завскладом протестующе замахал руками. — У меня после обеда ревизия! Вечером приноси…

Шматко расстроился:

— Вот блин! Опять таскать! — Он высунулся в окошко и громко крикнул: — Соколов!.

Возвращение аккумулятора проходило в том же порядке. Впереди вышагивал товарищ старший прапорщик. Позади еле плёлся рядовой Соколов, шатаясь от заколебавшей ноши. Голос полковника Бородина настиг их почти на том же месте, что и в первый раз:

— Шматко!

— Здравия желаю, товарищ полковник! — обречённо развернулся тот.

— Уже здоровались!

— Мы это… аккумулятор…

— Знаю! В автопарк!. Только автопарк там! — Командир части показал в противоположную сторону, как будто надеялся подловить старшего прапорщика.

— А это другой аккумулятор… Из автопарка! Несу проверять, — легко вывернулся Шматко.

— Несёшь?!

— Так точно!.

Бородин покосился на красного от натуги солдата. Но спросил прапорщика:

— Не надорвался?!

Тот намёк понял:

— Так мы по очереди… С солдатом… Носим…

— А твоя очередь когда?

— Так э… как раз сейчас вот! Соколов, ты чего молчишь? Ну-ка дай! — Шматко забрал у Кузьмы аккумулятор, с трудом удержав, чтобы не уронить. — Разрешите нести, товарищ полковник?

Бородин усмехнулся в усы:

— Ну неси… несун!.

Ящик «ДЛЯ ЖАЛОБ И ПРЕДЛОЖЕНИЙ» со стены сняли без проблем. Осторожно, как ядовитого паука, отнесли в учебный класс.

Младший сержант Фомин с восемнадцатой попытки пинцетом извлёк из щели сложенную записку.

— Вот она, родимая!.

Он отложил пинцет и развернул бумажку. Обычный тетрадный лист в клетку с рваным краем лег на стол. Прохоров нетерпеливо выхватил исписанную каракулями записку, невнятно бормоча под нос.

Прочитав первую строчку, сержант поднял глаза:

— Вы вчера пиво вечером в каптёрке дули?

— Ну, было дело, — осторожно признался Евсеев.

— Завтра бы огребли по самые помидоры! — Прохоров пробежался дальше по тексту. — Ё-моё! И про то, что я на выходные в самоход в город ходил, тоже написал!

Фома отобрал у него записку.

— Ну-ка дай! — Он задумчиво изучил текст. — Где-то я этот почерк уже видел…