Труба Иерихона

По крику, человек в клетчато-бежевом сорвался с места и быстрыми шагами пробежал от двери к алтарю. Не останавливаясь, он с размаху нанёс удар в основание престола тяжелым туфельным каблуком. Деревянное подножие разлетелось в щепки. Илион наклонился и из груды обломков поднял массивный пакет, а затем с размаху кинул его в центр зала.

Пакет глухо упал. Лютер сухо прокомментировал:

— Он знает. . что в престоле божием, вы храните около двух килограмм спайса?

Отец Николай и Настасья выглядели бледнее смерти. Оба молчали, не в силах что-либо противопоставить.

Лютер, заложив руки за спину стал прогуливаться по залу. Сначала он отвлёкся к пакету, приподнял его за угол и швырнул к ногам отца Николая:

— Вот. И больше не теряйте — на его губах играла зловещая улыбка.

Затем он обратился к Кристине и стоя к ней лицом к лицу начал тихую речь:

— Он знает, о юной девушке, почти девочке, которую набожные родители отдали на услужение местной церкви ещё в малом возрасте. Которая всей душой и чистыми помыслами верит в бога. Которую вы привлекаете к разного рода работе, но в то-же время и не брезгуете пользоваться услугами этой девочки, которые она не собиралась представлять, и о которых даже не помышляла. Он знает, о том, что в пьяном виде, вы склоняете эту девочку к насилию. Вы растлеваете несовершеннолетнего ребёнка!

Лютер резко развернулся к отцу Николаю и Настасье. Он продолжил:

— Он знает, что ваша пассия, Настасья, после таких «ухаживаний», успокаивает эту бедную девочку? — Лютер чеканил каждое слово:

— И рассказывает ей о любви бога.

Отец Николай из последних сил прокричал:

— Он всё лжёт!

— Заткнись! — рявкнул Лютер.

Человек в чёрном обратился к Кристине:

— Забудь всё плохое дитя. И иди с миром. Помни, бог он здесь, в твоём сердце, в твоих поступках. Живи, по совести, говори правду, не стыдись в помощи. Но главное помни — «каждый получает по вере». Теперь ступай. То, что здесь произойдёт, не предназначено для твоих глаз.

С гулким звуком упала метла. Кристина молча пошла к выходу. Илион, уже подпирающий дверь, выпустил девушку.

Лютер в последний раз посмотрел на отца Николая и Настасью. Ухмыльнувшись, он сказал:

— Ну что-ж, и нам пора. Прощайте.

Илион открыл дверь. Лютер и девушка в сером вышли. Илион буквально на секунду задержался и бросил в зал кусок мела, на губах его играло презрение. Дверь захлопнулась.

Отец Николай обомлел от произошедшего, за его спиной тихо тряслась Настасья. Батюшка пришел в себя только тогда, когда в храме стало темно. И как будто в подтверждение его всевозрастающего с приходом тьмы страха, снаружи послышался гулкий удар. Он был один, по звуку можно сказать, что на улице упало что-то очень тяжелое. Николай и Настасья кинулись к дверям и силой навалились, но те не поддавались. Батюшка колотил что есть сил, толкал, и на себя, и в противоположную сторону — безуспешно. Потуги Настасьи также не увенчались успехом.

— О боже! — истошно завопила Настасья.

Отец Николай обернулся в сторону зала и с невыразимым ужасом закричал немым голосом.

Из глаз всех ликов святых текла кровь.

Звуки ударов о дверь, доносящиеся из храма, уже не достигали слуха Лютера и его спутников, когда они подходили к автомобилю. На улице было совсем темно, попрошайки куда-то скрылись, а водитель сидел в машине. Илион подошел к автомобилю первым и открыл боссу дверь. Перед посадкой Лютер остановился и задержал девушку в сером. Босс взял блокнот, перетянутый красной лентой, и открыл его. В дебрях всякого, разного рода зарисовок, один представал церковным залом. На фоне церковной лавки, икон и лампад, чётко читались очертания, искривлённых в бешеном ритме теней, тощих, смрадных и зловещих.

Лютер резким хлопком блокнота озвучил:

— Рааб хватит! Я же просил, никаких рисунков этого места. Будь избирательнее. Не всё то, что съедобно, можно назвать едой. Кому, как не тебе это знать! — Лютер резко вернул блокнот и сел в машину, аккуратно хлопнув дверью. Рааб ещё раз окинула здание церкви. Ни тени света в каменном изваянии. Она села в машину последней.

Утро ознаменовалось новой темой для разговора для людей разных профессий. Никто точно не знал, что произошло, но все точно знали, что полиция, перекрывшая вход в здание одной из церквей города, одного из южных районов Санкт-Петербурга, это явление вовсе не рядового порядка. Значит что-то произошло, что-то хорошее или может плохое. Второе более вероятно, ведь полиция — это неспроста. Кого-то ограбили? Ах! Какой ужас! Неужели церковь обокрали! И как только хватило совести! А вдруг разбой?! Или того хуже!. . Убийство. . Шепотом говорили друг другу те, кто не знал, что точно произошло, но полагал, что что-то, всё-таки произошло, в одной из церквей города, где-то в южной части Санкт-Петербурга.

О том, что-же всё-таки произошло в церкви, точно знал, как минимум один человек, и это следователь отделения полиции одного из районов, как-раз того самого района, в зону которого входила эта самая церковь.