Троцкий

«Мы шли по улице вместе с младшим членом коммуны Гришей Соколовским, юношей моего возраста.

— Пора и нам начинать, в конце концов, — сказал я.

— Пора, — согласился Соколовский. — Но как?

— Вот именно — как? Мы должны идти к рабочим. Не ждать, не спрашивать, а идти к рабочим и начинать.

— Я уверен, что это можно сделать, — сказал Соколовский. — У меня тут на бульваре есть знакомый сторож, он увлекается Библией. Я поищу его.

И пошел искать».

Сектант, которого он искал, куда-то переехал, но Соколовского направили к другому сектанту, а тот, в свою очередь, свел его со своими единомышленниками. В конце концов Соколовский за один день познакомился с целой группой рабочих, — и все благодаря человеку, которого так никогда и не встретил! Он вернулся ко Льву «с сияющими глазами: это настоящие люди!»

Прибежав в сад, они поделились с другими своей потрясающей новостью: установлен контакт с рабочими!

На следующий день пять или шесть рабочих встретились с юношами в трактире. Электрик Мухин, позднее сыгравший заметную роль в новой жизни молодого Бронштейна, излагал свои взгляды, пользуясь тем, что за оглушительным шумом музыкального автомата посторонние ничего не могли услышать.

Религиозное сектантство издавна было признанной формой протеста в России (как правило — весьма умеренного). Эта оппозиция существующему порядку вещей приводила к выходу за рамки окостеневшей официальной религии, была «возвратом к первохристианству» с его простотой и высокой нравственностью. Этот русский вариант протестантизма давал молодым «смутьянам» достаточную опору для развертывания широкой пропагандистской кампании. Что с того, что сектанты набожны, — зато они настоящие рабочие!

Одно из затруднений состояло в том, что диссидентство этих людей не имело ничего общего с «социальными условиями»; оно было скорее протестом против условий человеческого существования вообще; они стремились к просвещению, к подлинному знанию, к подлинной справедливости. Они увлекали еврейских школьников грандиозностью своей мечты — а почему бы, действительно, не реформировать человеческое общество вообще?!

Семья Соколовских, состоявшая из четырех молодых людей, возглавляемых «ветераном марксизма» Александрой, составляла самую большую боевую единицу; юный Бронштейн был движущей силой всей затеи. Благодаря его активности дело шло полным ходом, и когда Зив приехал в Николаев, Лев — под величайшим секретом — обратился к нему с предложением вступить в «рабочий союз», который он, Лев, намеревается создать. Он даже придумал для него название: Южно-русский рабочий союз.

Молодые руководители — младший Соколовский, Александра, несколько коммунаров, Зив — настолько сблизились на этом общем деле, что стали называть друг друга на «ты»; желая наглядно удостоверить свою дружбу, они пошли на прямое нарушение элементарных правил конспирации и сфотографировались на общую фотокарточку (позднее это привело их всех в тюрьму по общему делу).

В этой тесной маленькой группе, поглощенной работой, в которую молодой Бронштейн окунулся со всей своей кипучей энергией, уже не оставалось и следа бывшего народничества.

Зив убежден, что и тогда и даже позднее Лев не разрабатывал никаких «планов революции»; он был слишком поглощен своей собственной ролью в ней. Зив считал, что именно этот нарциссов комплекс избавлял Льва от серьезных размышлений о разительном противоречии между его теоретическими взглядами и характером практической деятельности, позволял ему оставаться народником в теории и действовать — организуя рабочих — по-марксистски на практике.

Дела новой организации, по мнению ее юных руководителей, шли столь успешно, что все они, а в особенности Бронштейн, стали вскорости мечтать о расширении своей активности. Лев установил контакты с подпольем в Одессе и некоторых других южнорусских городах; во многих местах возникли небольшие социал-демократические группы. Каждую неделю он отправлялся ночным пароходом в Одессу, где проводил целый день, а затем — опять ночным рейсом — возвращался обратно. Он познакомился с подпольщиком — ветераном нелегальных типографий — и время от времени раздобывал запрещенную литературу, которая печаталась на Западе и тайком доставлялась в Россию.

Учитывая его врожденный дилетантизм, позднее отмеченный им самим в воспоминаниях, это было незаурядным достижением. Ему ведь было тогда всего семнадцать с половиной лет.

Южнорусский рабочий союз, этот гибрид из христианствующих сектантов и новообращенных марксиствующих юнцов, не ставил перед собой задачу свержения существующего строя. Его целью было повышение нравственного и культурного уровня жизни рабочего класса. На тайных сборищах в лесу юные руководители выступали перед слушателями с небольшими лекциями, декламировали стихи, пели песни, зачастую собственного творчества. Читали вслух и «Коммунистический манифест» по безнадежно стершейся мимеографической копии: это была «самая опасная» нелегальщина.