Узники были отправлены в пересыльную тюрьму в Москву, откуда им предстояло направиться к месту ссылки, как только их наберется достаточно, чтобы снарядить специальный конвой.
Однообразие одиночного заключения сменилось суматошной подготовкой к предстоящему отъезду. По царским законам жены и невесты пользовались особыми льготами при посещениях; было поэтому вполне естественно, что перед отъездом многие женились — всерьез или фиктивно.
Бронштейн сделал предложение Александре. Церемония была проведена раввином там же, в Московской тюрьме.
В мае 1900 года, после двух лет заключения, Лев и Александра направились по этапу в Сибирь — через Иркутск, затем на арестантских баржах вниз по реке Лене до селения Усть-Кут, насчитывавшего меньше сотни дворов.
Условия жизни были довольно суровыми. И все же ссылка чем-то напоминала каникулы. Делать было совершенно нечего — оставалось читать, разговаривать да встречаться с другими ссыльными — в основном тоже революционерами. Вскоре Александра родила первого ребенка, затем второго.
Ссыльные постоянно встречались друг с другом; переписка ничем не ограничивалась; при желании можно было легко добиться перевода из одного места в другое; вообще их жизнь была сносной, даже приемлемой. Кому нравилось, мог охотиться, уходить в походы, бродить по окрестностям.
Общество ссыльных разделялось на четко обособленные группы. Элиту составляли старые народники, которых сплотила их долгая ссылка. Более молодые марксисты держались своим кружком. Вынужденная житейская близость порой порождала сложные, напряженные личные отношения. Многие кончали жизнь самоубийством на романтической почве. Некоторые из ссыльных растворялись в массе местного населения, особенно в городах; многие становились алкоголиками. Бронштейн быстро понял, что «только напряженный интеллектуальный труд может спасти человека».
Еще на пути в Усть-Кут, в Иркутске, он познакомился с издателем тамошней газеты «Восточный вестник», который предложил ему первый в жизни настоящий контракт. Как это часто бывало, газета, начавшаяся как орган народников, постепенно попала под влияние марксистов; Бронштейн стал одним из ее самых плодовитых авторов. Обосновавшись в Усть-Куте, он немедленно начал высылать свои корреспонденции, которые вскоре принесли ему широкую известность.
Одной из его забот был выбор псевдонима; в конце концов он выбрал довольно экстравагантное словосочетание: «Антид Ото». Сам Троцкий объяснял свой выбор тем, что это было первое выражение, на которое он наткнулся, листая в поисках псевдонима итальянский словарь. Он «хотел впрыснуть марксово «противоядие» («антидот») в легальную прессу».
Зив иронически комментирует этот выбор: конечно же, Бронштейн не мог, как Ленин или Мартов, выбрать простой, невзрачный псевдоним и уж тем более ему не пришло бы в голову пользоваться своим настоящим именем, — хотя в его тогдашней среде это было бы тоже уникальным поступком. Но собственное имя привлекало бы внимание к его еврейскому происхождению, которое, по мнению Зива, всегда тяготило его.
Троцкий был одним из немногих революционеров, писательское дарование которых было настолько велико, что позволяло им писать и не на политические темы. Он всегда мог заработать на жизнь статьями и обзорами такого рода, которые при всех их марксистских исходных пунктах были достаточно общими, чтобы заинтересовать любого читателя.
Вскоре Бронштейны переехали в другую, более крупную колонию — Верхоленск. Здесь среди ссыльных ширилось ощущение приближающейся бури; приходили вести, что социал-демократические организации возникают уже и в Сибири — в частности на Транссибирской железнодорожной магистрали. В дополнение к своим прежним общим статьям Бронштейн начал писать прокламации и листовки.
Летом 1902 года начали прибывать книжные посылки. В переплетах книг были спрятаны самые свежие образчики заграничных революционных публикаций, напечатанные на сверхтонкой бумаге. Ссыльные узнали, что за границей началось издание марксистской газеты «Искра». Ее целью, как писал позже Троцкий, было «создание централизованной организации профессиональных революционеров, связанных железной дисциплиной действия».
Пошла волна побегов. Люди были так возбуждены перспективой непосредственного действия, что приходилось тянуть жребий, чтобы определить, кому раньше бежать из ссылки. Симпатизирующие «политикам» крестьяне помогли им выбираться из Сибири на лодках, в санях и на телегах. Шансов попасться было довольно мало: полиция была редко рассеяна по бескрайним просторам Сибири. Главной опасностью в пути были реки и мороз.
Идиллический перерыв подходил к концу. Сочинять все новые статьи и прокламации казалось уже бессмысленным; пришло время бежать.
Хотя у них было теперь уже двое маленьких детей — младшей было всего четыре месяца — и ясно было, что Александре придется тяжело одной, она сказала, как утверждает Троцкий: «Ты должен». Он вспоминает, что это она «пресекла все его сомнения».