Тротиловый эквивалент

Прошло больше минуты. Иванов сосредоточенно размышлял и на часы не смотрел. Сулейман ответил на очередной писк пульта, положил его в «бардачок»... развёл руки в стороны, ладонями кверху и начал шёпотом молиться. Без всякого перехода, как то с разбегу, буднично и деловито...

Это повергло полковника в состояние шока. Почему-то он думал, что абрек будет ругаться, настаивать, угрожать...

— В крайнем случае — уволят, — подал голос Костя, промакивая платком вспотевший лоб. — Полковник, мы же не фанаты, в конце концов...

— Ладно, твоя взяла, — Иванов достал рацию:

— Барьер — Первому.

— На приёме Барьер.

— Пусть Аюб идёт сюда.

Сулейман так же внезапно, как начал, прекратил молитву — обвёл бороду обеими руками, поднял взгляд к потолку — словно извинился за прерванный ритуал и вновь взял пульт.

— Один?

— Да, один.

— Наручники — как?

— Снимите, снимите наручники. Давайте, поживее.

— Вы уверены?

— У тебя уши заложило, родной мой? — зло крикнул полковник. — Пусть бежит сюда, и без наручников! Что — непонятно?!

— Всё понятно. Выполняю...

В зеркала можно было видеть, как из «рафика» вывели Аюба. Спустя несколько секунд он пошёл к джипу, разминая на ходу освобождённые от «браслетов» руки.

— Рацию дай, — попросил Сулейман.

— Держи, — Иванов протянул рацию. — Как обращаться, знаешь?

— Хорошая шутка, — Сулейман нажал тангенсу. — Салман? Кнопк тетае.

— Салман куза, — тотчас ответила рация. — Лодушх ву.

— Ху ду цига?

— Обстановк дик ю.

— Щя дёрг кичин ду. Аюб воаущ. Ауэ, Салман, ауэ.

— Со кята, амир. Хинца ведаш ву...

— Держи, — Сулейман отдал рацию и стравил стекло со своей стороны. — Хорошо, что вы не сумасшедшие. Поживём ещё...

Из посадок выскочил ещё один джип и помчался к точке встречи. Подъехал он раньше Аюба — младший Дадашев ещё с минуту шёл, осторожно ступая по начавшей оттаивать грунтовке.

Братья пожали через окно друг другу руки, без эмоций, как будто вчера расстались. Аюб внимательно посмотрел на Сулеймана и зачем-то заглянул в салон.

Увидев сзади Костю с Ивановым, кивнул, как старым знакомым, и сел во второй джип. Так и не сказали братья друг другу ни единого словечка.

«Как волки, — отметил Костя. — Встретились, обнюхались, обменялись взглядами... Эмоции не хотят перед врагами показывать? Или... Может, они на ментальном уровне общаются?»

Сулейман обнулил сигнал пульта. Джип скрылся в посадках. После этого Сулейман ещё четыре раза отвечал на сигнал — выжидал, когда пройдёт достаточное количество времени. В салоне царила налитая свинцом тягостного ожидания тишина, никто не проявлял желания возобновлять общение.

Иванов напряжённо размышлял, морщась от пульсирующего в висках вечевого колокола. Было мучительно стыдно за унижение и беспомощность. Что происходит?

На глазах у всей честной компании, в секторах многочисленных огневых средств...

Вот это провели операцию! Да, после такого — поганой метлой из войск, как говорит Костя...

Костя переживал нечто подобное и пытался абстрагироваться от нездоровой ситуации, глядя на торчавшую из за спинки кресла щетинистую макушку Глебыча.

«Глебычу — п...дец! — противно рявкнул в голове виртуальный Вася Крюков. — А виноват ты, психолог фуев! Не мог раньше сообразить, кого там сняли у брода, раздолбай...»

Да уж... Костя осторожно скосил взгляд влево: за окном, в нескольких метрах, торчал беспомощный кустик — символическое надгробие укрытия Петрушина.

Сигнал никто не подаст, зря ждёт волкодав... А и подаст — стекло, всё бесполезно...

Костю и Иванова, конечно, запросто могут «привязать» к сапёру, но это ещё бабушка надвое сказала. А Глебыча — точно, Сулейман не отпустит. И что теперь можно сделать в данной ситуации, наверное, и сам господь бог не посоветовал бы...

— Ну всё, поехали, — наконец нарушил молчание Сулейман. — Смотри, доктор, очень тихо надо, спокойно. Не торопись, если жить хочешь.

— Поехали...

Глебыч запустил двигатель, покосившись на выключатель печки.

— Да там всё нормально, всё продумано, — успокоил Сулейман. — Ты, главное, не гони. Понял?

— Понял, — Глебыч пробно крутанул баранку и легонько перегазовал.

— Глебыч, он тебя узнал, — неожиданно выпал из прострации Костя.

— Не понял? — сапёр поднял взгляд на зеркало, встретился взглядом с коллегой...

— Ты чего, Иван? — лицемерно удивился Сулейман. — Кого узнал?

— Ты тогда, третьего, со спецназом ездил к броду, на операцию, — торопливо продолжил Костя, не отпуская отражённый взгляд Глебыча и периферийным зрением фиксируя выражение полнейшей растерянности на лице полковника. — Видимо, тогда тебя и сняли. С другого берега.

— Не понял? — Глебыч отпустил баранку, убрал ногу с педали и развернулся к Косте. — И что?

— Сулейман на базаре сказал, что тебя замочат за это, — Костя вдруг подмигнул сапёру, неуловимо скосив взгляд влево, на окно, и... истерично хохотнул. — Скажи, Сулейман?

— Так это ты был, точно, да? — притворно удивился Сулейман. — Ну, насчёт замочить — не знаю, а поговорить на эту тему стоит... Ты чего, доктор?

Глебыч, уловив нечто во взгляде Кости, с ужасом в глазах повернулся к Сулейману. Смотрел на страшного абрека секунды три, затем начал бледнеть, разинул рот и...