И Перовский проявлял усердие только в той степени, в какой это было угодно императору: он никогда не предлагал коренных преобразований. Не меняя по существу положения удельных крестьян, он сумел при помощи различных мер «сделать немаловажное приращение доходов» (разумеется, не крестьян, а царской семьи). При Перовском впервые за всю историю удельного ведомства не было крестьянских недоимок. Император был очень доволен им и даже предложил его «реформы» в основу решения крестьянского вопроса, а самого Перовского сделал в 1841 году министром внутренних дел. Удельные крестьяне ответили на «реформу» Перовского восстаниями.
С отменным упорством и ловкостью шел Перовский вверх по служебной лестнице, шел стремительно, без оглядки… «Характер имел твердый, настойчивый, готов был прошибить каменную стену, лишь бы достигнуть своей цели», — писал о Перовском В. И. Панаев, служивший с ним в Департаменте уделов.
«Честолюбивый до ненасытности». «Непомерное честолюбие и неумолимая жестокость». «Неугомонное честолюбие». Такими эпитетами характеризовали главу Департамента уделов его современники. И еще одну черту характера Льва Перовского подчеркивают все, кто его знал. Ему была свойственна мстительность, болезненная и жестокая мстительность. Об этом говорила даже родная сестра Льва Алексеевича. Он умел мстить жестоко и беспощадно.
«Это всегда животное, но иногда это хищный зверь» — так отзывался о Перовском граф Блудов — человек одной с ним породы, ловкий царедворец, один из николаевских министров.
В огне ненасытного честолюбия как бы сгорели все остальные чувства и эмоции Перовского. Он отлично понимал, что многие естественные человеческие чувства опасны для придворной карьеры. И он выполол в своей душе не только слабые ростки декабристских идей, но и задушил или накрепко запер в себе «ненужные» сердечные движения. Пробиться к его душе стало невозможно.
Но был еще и другой Перовский.
Запретив себе проявлять какие-то бы ни было чувства на службе, он должен был дать выход еще не задушенным эмоциям в чем-то другом. У этого хладнокровного честолюбца имелась своя страсть. Страсть болезненная и неистовая…
Это была страсть коллекционера.
С необычайным усердием собирал он свои коллекции — ботанические, зоологические, археологические… Но главной его слабостью были минералы и драгоценные камни. Его жизнь была какой-то неистовой погоней за уникальными образцами минерального царства, обладать которыми он стремился во что бы то ни стало.
Открытие изумрудов не могло, конечно, оставить Перовского равнодушным. Едва прослышав об этом, он немедленно востребовал копию донесения Коковина и еще в феврале 1831 года поручил ему «заложить разведку изумрудов в пользу Департамента уделов». Но Коковин, видно, не испытывал особого желания иметь дело с Перовским и не спешил выполнить его поручение, а потому на этот раз действительно уклончиво ответил, что ему «для сего нужно особое предписание своего начальства». Это взбесило вице-президента Департамента уделов. Не мог забыть он и отповеди, полученной от Коковина в ответ на его сомнительное предложение. Тогда в 1829 году Перовский добился предписания министра императорского двора, которое обязывало командира Екатеринбургской фабрики удовлетворять «все требования Департамента уделов относительно добывания цветных камней… а для сокращения переписки прямо сноситься с Департаментом». Теперь он употребил все свое влияние, и в августе 1831 года Кабинет Е И В вновь подтвердил приказ министра и потребовал от Коковина «неукоснительного исполнения требований Департамента уделов на счет добывания цветных камней… не исключая из оных и изумрудов».
Перовский никогда не забывал о пополнении своей личной коллекции. А. Е. Ферсман, говоря, что Перовский «любил камень со страстью коллекционера», отмечал, что все лучшие камни, поступавшие в Департамент уделов, оседали в коллекции вице-президента. Чтобы заполучить полюбившийся ему минерал, он пользовался любыми средствами, шел на подкуп, интригу.
Едва на Урале нашли первые алмазы — всего несколько кристаллов, — как два лучших из них — природные 24-гранники, не уступавшие, по мнению специалистов, в игре и блеске ограненным бриллиантам, уже оказались в коллекции Перовского, которой была отведена особая комната в его роскошной квартире на Большой Миллионной. Для камней имелся еще специальный минералогический кабинет, вызывавший восхищение и зависть ученых и любителей. Как свидетельствуют современники, Перовский впадал в «жар и трепет», любуясь волшебным блеском самоцветов. Вот уж кто воистину походил на скупого рыцаря и Плюшкина сразу, даром, что был одет в шитый золотом придворный мундир!
Изумруды влекут Перовского неудержимо. В сентябре 1832 года вице-президент появляется в Екатеринбурге, а оттуда, несмотря на отвратительнейшую дорогу, вернее, полное отсутствие оной, добирается до самых копей. Он даже спускается в шахту глубиной 35 аршинов, где шла самая удачная добыча изумрудов.