— Сядь! — приказал он моряку с такой яростью в голосе, что тот окаменел. — Что делать? — быстро спросил майор Людмилу, та кивнула на кухню — «Туда!», а майор приказал солдату, стоявшему в нерешительности тут же, в проходе: — Вытаскивай!
Поняв, что пришла помощь, Людмила пропустила на свое место солдата. Тот сгреб девушку под мышки, одним рывком, прямо через моряка, вытащил ее из кресла…
В кухне девушка опустилась на пол, закрыв лицо руками. К ней бросилась Таня, но Людмила, выталкивая из кухни солдата, другой рукой успела удержать и ее:
— Валерьянки, быстро!
Перебудили они, конечно, всех, но пока пассажиры, очевидно, на расслышавшие, что кричала девушка, смотрели не в иллюминаторы, а на моряка, солдата и майора; смотрели, не понимая, что произошло.
Девушка, лежавшая на полу, опять зашлась в крике, и Людмила нагнулась, пытаясь оторвать ее руки от лица.
— Да помоги же! — крикнула она Тане, которая в полной растерянности стояла посреди кухня со стаканчиком и флаконом валерьянки в руках. На помощь Людмиле неожиданно пришел Веселый.
Девушка захлебнулась, дернула головой и закатила глаза: валерьянку Татьяна водой развести не успела.
— Готова, — сказал Петр Панфилович. — В обморок хлопнулась.
— Воды! — крикнула Людмила.
Теперь Татьяна, уже пришедшая в себя, не суетилась, а делала все быстро и точно. Нагнулась, достала из ящика бутылку.
— Где открывалка?
— О господи… — простонала Людмила. — Ищи!
И опять выручил Веселый.
— Дай-ка мне! — выхватил он бутылку из рук Татьяны и быстро, почти неуловимым движением, сдернул пробку, зацепив ее за край буфета…
— Стакан! — крикнула Людмила, но Веселый отмахнулся:
— Давай так — из бутылки верней!
Теперь Людмила могла подняться. Она пристроила голову девушки в угол между буфетом и контейнером, поднялась, одернула жакет и только тут заметила, что рука у нее в крови. «Укусила… Вот стерва! — с ненавистью глянула она на бледное, без кровинки и залитое нарзаном лицо. — Вымыть надо…»
Но мыть руку — это идти в туалет. А идти через весь салон… А там какой-то подозрительный шум…
Людмила обмотала руку салфеткой, вытащила из углубления в стене телефонную трубку, нажала кнопку…
— Командир! Включите посадочное табло!
— А что, мать, пассажиры?
— Да, немного. Включите, мы их заставим привязаться ремнями.
— Понял, мать. Включаю.
Теперь, когда в салонах горело табло «Не курить! Пристегнуть ремни!», можно было и командовать.
— Посмотри за ней, — кивнула Людмила на девушку, все еще не открывавшую глаз. Потом передумала и попросила присмотреть за девушкой Веселого, а Татьяне приказала: — Во второй салон! Всем пристегнуться, идем на снижение — меняем эшелон. Живо!
— Так объявить… — потянулась Таня к микрофону.
— Не буди. Объясни тем, кто не спит…
Это показалось Тане странным, но задавать вопросы она не стала. Людмила занялась первым салоном.
Майор с солдатом уже успели моряка усадить на место, и проход был свободен. Людмила здоровой рукой поправила сбившиеся волосы, провела ладонью по бровям и щекам — все вроде в порядке, и вошла в салон решительная и непреклонная.
В салоне не спал уже никто — все с ее появлением немедленно повернулись к ней.
— Идем на снижение, меняем эшелон. Прошу пристегнуться.
«Кажется, все в порядке, — окинула она взглядом салон. — Можно и помыться», — вспомнила она про укушенную руку, которая тотчас отозвалась ноющей болью. Прошла вперед, к пилотской кабине, и толкнула дверь в туалет.
Из туалета она вышла через полминуты и увидела, что над вторым рядом горит зеленый вызов.
— Что с вами? — наклонилась она к женщине, державшей на коленях ребенка. — Опять температурит?
— Да, — сказала женщина. — Может, у вас найдется что-нибудь жаропонижающее — у нас кончилось, а в Иркутске мы не выходили.
В ноль девятнадцать диспетчер аэропорта Домодедово доложил:
— ЦДС, первый! 75610 вошел в зону, приступает к испытаниям.
— Главный конструктор и шеф-пилот к каналу связи с самолетом подключены?
— Все сделано — прямая связь.
— Хорошо, о результатах испытаний доложите немедленно.
Теперь — ждать…