Тропа до звезд

Но именно тогда несколько энергичных, предприимчивых политиков самых влиятельных государств — Китая, России, США, все еще объединенной Европы и начавшего поднимать голову Ближнего Востока — решили, что так дальше продолжаться не может. И выработали беспрецедентный по уровню международного сотрудничества план.

Во-первых, подразумевалось урегулирование многочисленных политических разногласий. Организация Объединенных Наций, бывшая до того момента, по сути, номинальным «клубом по интересам», наконец стала именно той структурой, которая смогла объединить страны и народы. Генсек ООН получил невиданные доселе полномочия — со всей сопутствующей ответственностью, конечно же. Даже самые радикальные «ястребы» осознали, насколько хрупок мир. И как легко его потерять — вовсе не из-за войн, а по прихоти своенравной Матери-Природы.

Во-вторых, были проведены расчеты по взаимному интегрированию экономик. Как с определенным удивлением обнаружили аналитики Второго комитета, синергия отказа от межгосударственной конкурентной борьбы давала такие приросты, что стоило задуматься, почему не могли — или не хотели? — проделать нечто подобное раньше. Впрочем, тут же в обиход вошла знаменитая русская пословица: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». С поправкой на политэкономическую специфику, естественно.

И в третьих — а по сути, это и ставилось основной целью, — началась разработка программы по освоению Солнечной системы. В перспективе же — по выходу за ее пределы и созданию колоний на пригодных для жизни мирах, возле иных звезд. Смыслом этого шага было перераспределение генетического пула человечества и остальной биосферы Земли — реализация древнего принципа «не складывай все яйца в одну корзинку». То есть, космическая экспансия.

И все шло в меру гладко, пока в две тысячи пятьдесят первом году газовый танкер «Фархад» не оказался в поле тяготения Юпитера с поломкой основного плазменного эмиттера…

Историю своей Семьи приходилось учить наизусть. Никто никогда не знал, где на него мог выпрыгнуть неугомонный репортер с ритуальным вопросом: «Скажите, вы ощущаете ответственность перед своими великими предками?» В учебке Саймон поднабрался разноязыких ругательств — и венгерских, и японских, и, естественно, припал к неисчерпаемой кладовой могучего русского мата. Нередко подмывало применять, но это привело бы к долгому, занудному мозгоедству со стороны родни. А выслушивать морали и поучения было еще одной вещью, которую молодой лоцман терпеть не мог.

Впрочем, именно похождения Абрахама Фишера пришли ему на ум, когда Саймон буквально ввалился в крохотный грузовой отсек челнока. Вместе с навыками в области инвективной лексики: перестраховавшись, он шагнул подальше от основной массы, и оказалось, что промахнулся на пару метров выше уровня пола. Искусственная гравитация небольшого судна позаботилась о том, чтобы приземление вышло не сильно мягким.

Радовало только одно. Потирая ушибленный бок и шипя проклятия сквозь зубы, неопытный десантник отметил, что на челноке пространство ощущается уже гораздо привычнее. Впрочем, оно и понятно: кораблик успел довольно резво отмахать не меньше тысячи километров, когда не иначе как чудом его сумел догнать Саймон. Прислушавшись к себе и к миру вокруг, лоцман переполз за ближайший контейнер с припасами и взял оружие в подрагивающие после тяжелого перехода руки. Система наведения подключилась к смарту и выдала пару предполагаемых целей: она тоже почувствовала людей.

Саймон прикрыл глаза, игнорируя кружение звездочек под веками. Потом сверился с объемной картой и покивал сам себе. Выходило, что в ближайшем коридоре, возле энергоузла, стоит как минимум один человек. Еще двое сидят в пассажирском отделении. И, судя по всему, должен иметься пилот — если, конечно, эти деятели не посадили за штурвал ИИ. Но стоит подозревать худший вариант.

Плохо было то, что дверь в коридор находилась прямо рядом с упомянутым узлом. То есть, высунуться, прокрасться и тихонечко пальнуть не получалось. Что ж, оставалось действовать нахрапом.

Нельзя сказать, что Саймону не было страшно. Он запросил у корабля перечень персонала на борту, используя лоцманский доступ к системе — и та вдруг отказалась выдать конкретику. По всему выходило, что работают не простые хулиганы, а вполне серьезные люди. Так что поджилки подрагивали. Да и от перехода, совершенного «через не могу», он еще не вполне отошел. Но тут уже помогала злость — она, казалось, придавала и сил, и решимости. Впервые в жизни лоцман порадовался своему дурному характеру.

Спотыкаясь, он добрался до трапдора и прислонился к косяку. Хорошо, что подрагивающие пальцы и комок в животе не повлияли бы на меткость: микроконтроль эжектора у модели «Скат-47» был на высоте. Сколько часов на семейном стрельбище проведено — и не сосчитать. Отец всегда настаивал на том, что Фишер должен уметь защитить себя, даже в одиночку. Вот и пригодилось.