Дома в Ракшаде имеют сложное устройство. В мужской и женской половине есть комнаты, куда не пускают гостей, даже хозяева туда не входят, пока не примут ванну и не переоденутся в чистую одежду. Полы в жилых помещениях натирают специальными мастиками, которые обеззараживают ноги и уничтожают запах. Окна не открывают, чтобы ветром не задувало пыль и песок. И везде работает вентиляция, чтобы не застаивался воздух.
Эти и многие другие законы были продиктованы инстинктом самосохранения. За тысячи лет они превратились в образ жизни, вот почему ракшады не думают о наказании. Чтобы нарушить закон, надо сойти с ума и не осознавать, кто ты и где ты находишься. А иностранцам приходится туго.
— У трупников есть благовония? — спросила Малика.
— Они глотают миазмы как живую воду и плодятся как песчаные мыши, — скороговоркой выпалила Кенеш, трижды поплевала на листок в центре и потопталась на нём.
— У нас говорят: «Как кролики».
— Сколько у кроликов детёнышей? — поинтересовалась Кенеш.
— Не знаю.
— Шабира! Не говори: «Не знаю». Говори: «Не помню».
— О чём она рассказывает? — встряла в разговор Галисия.
— О песчаных мышах, — откликнулась Малика.
Галисия скривилась:
— Мерзость. Зачем ты это слушаешь? — И вновь занялась рисунком.
— Ты не ответила, шабира. Сколько у кроликов детёнышей?
— Не знаю.
Кенеш свела дугообразные брови. Малика захлопнула книгу. Хорошо, она скажет так, как хочет служанка. А говорили, что с шабирой никто не спорит…
— Не помню.
— А не помнишь, потому что шабира знает всё. Нужные знания вспоминает, а ненужные выбрасывает, — промолвила старуха и принялась собирать разбросанные на полу листы бумаги.
Движения — изящные, лёгкие. Тело — стройное, руки — гибкие, шаги — грациозные. Если не видеть лица — девушка, да и только.
— Ты кубара?
Кенеш на секунду замерла. Подняла последний лист:
— Шабира всё знает.
— Ты сказала «кубара»? — откликнулась Галисия.
Да… сейчас для неё это наболевший вопрос.
— Ты была в кубарате отца Иштара? — спросила Малика.
Кенеш повернулась к ней лицом; оливковые глаза затянуло тоской.
— Да.
— Сколько тебе лет?
— Семьдесят четыре.
— Значит, ты всю жизнь провела во дворце.
— Шестьдесят один год.
— И никогда из него не выходила?
— Это первый раз.
— Что она говорит? — вновь спросила Галисия.
— Ничего интересно, — промолвила Малика и, почувствовав сильную усталость, привалилась спиной к стене. Посмотрела на дымящийся кувшин. Если Кенеш притащила благовония, значит… — Мы уже в Ракшаде?
— У берегов Лунной Тверди, — ответила старуха и отправилась мыть ванную комнату.
— Надо бы расспросить: как ей удалось так сохраниться? — произнесла Галисия, отложив ручку. — Лицо древней бабки, фигура молодки.
— Что вы рисуете? — вяло поинтересовалась Малика, разглядывая дымок над кувшином.
Галисия подползла к ней на коленях, протянула рисунок.
— Это я? — воскликнула Малика.
Галисия смущенно улыбнулась:
— Похожа?
— Конечно, похожа. Где вы научились рисовать?
— В художественной академии. Поэтому я не знала, что корабль — это плавучая территория страны. В художественной академии этому не учат.
— Я тоже не знала. Мне сказал Альхара.
— А хочешь, я нарисую…
Малика замерла, боясь услышать…
— Адэра, — проговорила Галисия.
— Нет.
— А Вилара?
— Нет.
— Ты по ним соскучилась?
Малика отвела взгляд:
— Немного.
Галисия примостила папку на коленях, сверху положила чистый лист:
— Ты занималась с Виларом любовью?
— Любовью не занимаются. Любовью живут.
— Ладно. Спрошу иначе. Ты с ним спала?
— Нет.
— Глупая. — Галисия постучала ручкой по листу. — Или хитрая.
Малика улеглась на подушки и отвернулась к стене.
Утром их разбудил ужасный скрежет. А чуть позже яркий свет ворвался в окно и овалом упал на ковер — теперь ничто не загораживало солнце. Прильнув носами к стеклу, Малика и Галисия досадливо вздохнули: только море и небо.
— Шабира! — проговорила Кенеш торжественно. — Альхара приглашает тебя на палубу, чтобы ты посмотрела на Ракшаду.
— Что она сказала? — спросила Галисия, разглядывая чаек. — Я слышала: Ракшада. Мы уже приехали?
— Почти, — ответила Малика, пытаясь сдержать дрожь.
Кенеш вытащила из сундука несколько пар мягких туфель без задника и без каблука:
— Примеряй, шабира.
Малика бросила на старуху косой взгляд. Где она была со своими тапками, когда надо было бегать к Альхаре босиком и танцевать на ледяном полу? Но больше злилась на себя: почему бы не додуматься и самой не порыться в сундуках?
— Твою обувь потом увезут на остров шабир, — сказала Кенеш.
— Зачем?
— В ней третья шабира впервые ступит на землю Ракшады.
Так вот для какого случая берегли туфли…
Старуха помяла в руках небольшой мешочек из ткани, расшитой серебром:
— Здесь чаруш.
— Малика! Корабли! Посмотри, сколько кораблей! — воскликнула Галисия, прижимая растопыренные пальчики к окну. — И яхты! Как красиво…
Кенеш достала из мешочка легчайшие перламутровые покрывала и два ошейника: один серебряный, второй золотой, украшенный драгоценными камнями.
— Их обязательно надевать сейчас? — срывающимся от волнения голосом спросила Малика, но взглянув на побледневшую Галисию, взяла себя в руки. — Как это носить?