Трон Торна

— Ты безоружен, — прошипел Тарсис, кружа вокруг Рона. — Ты безоружен и беспомощен, рыцарь. Ты сильный воин и умеешь драться. Это хорошо… Я не стану тебя убивать сейчас. Я вернусь позже… а ты будешь ждать… каждый день ты будешь думать обо мне и каждую ночь будешь слушать тишину… но ты не услышишь моих шагов, человек.

Позади вампира с легким скрипом открылась дверь. Высокий воин в тяжелой кольчуге из мелких колец, с набитыми бляхами из красной меди, стоял в дверях и целился в вампира из арбалета. Рон вспомнил, что трое из баронской дружины не остались ночевать на постоялом дворе, отправившись в город навестить каких-то своих знакомых. Вот один из них и вернулся.

— И ты туда же, щенок! — фыркнул Тарсис, растопыривая когти на здоровой руке. — Прочь с дороги!

Тренькнула тетива арбалета, вампир изогнулся, уворачиваясь от тяжелого болта. Расстояние было слишком мало, и все же ему это почти удалось. Однако раненая рука, которой понадобится много времени, чтобы вновь стать целой и невредимой, дернулась не ко времени, и массивный стальной стержень прошил культю навылет, помчался дальше и глубоко увяз в бревенчатой стене.

Тарсис взвыл — за считанные минуты его, высшего вампира, ранили дважды! Он бросился к обидчику, глаза пылали бешенством. Одним страшным ударом он вырвал молодому воину кадык, разорвав, как простой пергамент, кольчужный воротник. Юноша с хрипом повалился на порог, а Тарсис перепрыгнул через упавшее тело и исчез за дверью.

К тому времени как проснулись люди, погруженные вампиром в магический сон, Рон уже почти не мог стоять на ногах. И все же потерять сознание он позволил себе лишь тогда, когда удостоверился, что Айрин, целая и невредимая, открыла глаза.

Ильтар, второй раз подряд попавший под действие магии, винил во всем случившемся себя, хотя в этом суде он был единственным обвинителем. Все остальные, в том числе и Айрин, прекрасно понимали, что никто не мог ожидать вампира под маской несчастной, измученной, рыдающей девушки. А без должной защиты спастись от навеянного вампиром колдовского сна было невозможно. Да и то сказать, а стоило ли волшебнице, ночующей в обычной гостинице, создавать вокруг себя мощный барьер защитных заклятий.

Если бы магическое кольцо, защищавшее от чар, могла бы носить женщина, оно оказалось бы на пальце Айрин в тот же момент, когда Рон увидел ее в Лебединой башне. Просто из предосторожности. Но, увы, эта безделушка подчинялась только мужчинам, поэтому Рон оставил кольцо на своем пальце, пообещав себе отныне спать вполуха, и прислушиваться к каждому шороху не только ночью, но и солнечным днем. В том, что вампир наверняка попытается выполнить свое обещание, он не сомневался.

В таверне этой они провели еще два дня — Сейшелу необходимо было время, чтобы оправиться от ран. Несмотря на все магические способности Айрин и Ильтара, он приходил в себя медленно — сказывалось и то, что совсем недавно он получил ничуть не менее тяжелые раны. Магия лечила быстро, но полное выздоровление тела требовало немало времени.

К исходу второго дня Рон заявил, что вполне способен сесть на коня и отправиться дальше. Ильтар слабо возражал, но его голос потонул во всеобщем одобрении — да и сам эльф не слишком-то рассчитывал на задержку, понимая, что сейчас, может быть, дорог каждый час. Деревню они покинули утром следующего дня. Рон старался держаться бодро, но эльф не раз замечал, как друг временами закусывает губу от боли.

О том, что случилось тем сонным утром, по взаимному молчаливому согласию, не вспоминали. Все, что нужно, было уже сказано, и на этом следовало закончить. Если вампир вернется, он будет достойно встречен. Если же нет — то и слава Торну. Отряд, потерявший одного бойца, смог бы, пожалуй, справиться с вампиром, но это принесло бы новые и новые жертвы.

Примерно к середине дня навстречу все чаще стали попадаться люди. Среди кучек народа, двигающихся по тракту, основную массу составляли крестьяне с женами и детьми, иногда с нехитрым скарбом, а иногда и с пустыми руками. Попадались и мастеровые. Рон молча проезжал мимо этих людей, но когда его взгляд упал на широкоплечего седого мужика, бредущего по пыльной дороге босиком с видом унылым и печальным, он не выдержал:

— Эй, человек! Куда идут все эти люди? Что-то стряслось?

Мужик долго непонимающе смотрел на обратившегося к нему рыцаря, затем, старательно подбирая слова, прогудел низким, хриплым голосом:

— Дык эта… ваша милость не знает, поди… тута армия, стал быть, императорова, супротив мертвяков дралась… ну дык гвардейцы-то того… разбежалися, однако… да и многих там побили из них-то… вот мы и уходим, кто куда, стал быть.