Тролльхеттен

Эти два сияющих желтоватым мягким светом проема были для Васька чем-то вроде Вечного огня — огненные символы его неудавшейся жизни. Глядя на них, Василий Мельников иногда раздумывал, а как бы было, если бы судьба обошлась с ним иначе. Если бы в далекие застойные годы не пристрастился он к пагубному зеленому змию?

Ваську было за сорок, он не был женат, у него не было детей. По большому счету, он был никому не нужен.

В конце концов, он перестал приходить к этому дому. И уже годы спустя, проходя мимо, опустившийся бомж Васек даже не бросал на здание ни единого взгляда. Прошлое окончательно умерло, похороненное под долгими месяцами дикой, волчьей жизни.

Тут Васек перестал качаться и замер, вперив стеклянный взгляд в неостановимо бегущую воду. Потом глаза его приобрели некоторую разумность, рот искривился в безумной усмешке, и Васек тоненько захихикал, роняя слюни на влажную землю. В конечном итоге, на старости лет и, наверное, под конец этой гнусной, не сложившейся жизни Василий стал кому-то нужен. Нужен настолько, что оторваться от преследователя Ваську уже не суждено.

— Витек… — проговорил Мельников почти с теплотой, его время истекало, и он это чувствовал, и скоро должен был начаться очередной акт этой эпической, апокалиптичной погони.

И он не заставил себя ждать.

На все том же философском факультете, куда собирался в самом начале своей несложившейся жизни семнадцатилетний Вася Мельников, он наверняка бы читал изречение одного древнекитайского мыслителя и по совместительству воина, звучавшее примерно так: «Если ты хочешь победить своего врага, сядь у реки и подожди, пока его труп проплывет мимо». По иронии судьбы именно нынешнему беглецу предстояло испытать подобный способ на своей шкуре. Пусть и с некоторыми нюансами.

Когда солнце опустилось к горизонту на расстояние двух своих дисков, со стороны запада показался Витек. Он неторопливо плыл по реке ногами вперед, и грязная водица обтекала голые и бледные, как у утопленника пальцы его босых ног. На лице у него застыла все та же закостенелая улыбка, и речная влага беспрепятственно заливалась к нему в рот, полоскалась там, оставляла между зубами клочки тины. Глаза смотрели в небо, а небо отражалось в зеркальных глазницах. Витька мягко покачивало, руки его были безмятежно сложены на животе, и он не совершал ни единого движения, однако плыл почему-то как раз по направлению к левому берегу. Одежда, ранее всегда грязная, сейчас была относительно чиста, прополощенная в речной воде, то же самое относилось и к белым расслабленным пальцам, с длинными, отросшими за это время ногтями (Васек помнил, что ногти у Витька, еще живого Витька, всегда были грязны и обломаны под корень). Преследователь, враг, выглядел неживым, но Васек прекрасно знал, что это не так.

Когда Витьку до берега оставалось метра три, так что цель его визита была ясна и понятна, Василий нехотя поднялся. Подышал, насыщая легкие кислородом. Взглянул в серебристые глаза своего бывшего напарника. На душе была тоска, тина и гнилая речная вода. Витек, улыбаясь, достиг мелководья, и стал подниматься и протягивать вперед скрюченные руки.

— Ненавижу! — прошептал Василий стоя на месте, — ненавижу тебя, Витек. Ненавижу, предатель!

После этого он все-таки повернулся и побежал. На бегу Васек хихикал, размахивал руками и бормотал себе что-то под нос. Он очень устал. Сам того не сознавая, он уже приблизился к той черте, когда загнанная до полной потери сил дичь оборачивается и в последней самоубийственной атаке бросается на преследователя.

* * *

Лишенный воды город замер в вечерней тьме. На улицах его практически не наблюдалось никаких шевелений, и лишь в точках, где работали водоколонки, все еще копошились сильно укоротившиеся очереди. Воду отключали не впервые, но впервые на такой долгий срок, и жители Верхнего города, возвращаясь вдоль Мелочевки с полными ведрами прозрачной воды, злобно ворчали на своих земляков, удобно устроившихся в Нижнем, где вода есть (совсем забыв при этом, как гордились они переездом в новые светлые квартиры из Нижнегородских трущоб).

Правду не знал пока никто. А заключалась она в том, что и в отделенном Мелочевкой Нижнем городе воды тоже не было. Но там это переносилось куда легче, колонок было больше, а проржавевшие коммуникации все время лопались, поэтому местное население приучилось обходиться без воды из-под крана, перейдя на подручные, использующееся еще с давних времен, методы.

Особой засухи не ожидалось, лето было теплым, но влажным, и дождик регулярно увлажнял землю. Тяжелее всего пришлось, пожалуй, дачникам, на грядках которых вдруг перестали крутиться модные, цветасто раскрашенные опрыскиватели. В теплицах теперь установился пустынный зной, и нежные растения стали удручающе быстро вянуть, чем привели не один десяток дачников в состояние маниакальной депрессии. Доходило даже до того, что владельцы крохотных земельных участков взаимно обвиняли друг друга во вредительстве, и так и не договорившись, начинали серьезно гадить своим недругам.