Тролльхеттен

— Да, — ответил Мельников, — вернее, нет. Витек всегда идет за мной, и ни разу еще не ошибался, он — как служебная собака, взявшая след, так что через некоторое время, он, скорее всего, явится сюда…

Все так и подскочили, Дивер неосознанно потянулся к оружейной пирамиде, юнец нервозно оглянулся, и вид его был такой, словно он с удовольствием выпорхнул бы отсюда через окно, надели его природа таким полезным свойством как умение летать.

— Что?! — заорал Севрюк, — ты, марафонец хренов! Ты что, притащил за собой еще и монстра?! Как его, зеркало твое?!

— Это не я! — попытался оправдаться Мельников, — он сам…

— Как же, сам! Не приди ты сюда, и тварь твоя зеркальная следом не заявилась бы!

— Что делать-то будем? — резко спросил Влад.

— Вытолкать, пока не поздно!

— Поздно… — осипшим голосом выговорил Василий Мельников, — я и так слишком долго нахожусь с вами. Он убьет всех, а потом все равно пойдет по следу.

— Ах, урод! — простонал Дивер.

— Веселая неделька выдалась, а? — сказал Владислав.

— И похуже бывали, — сказал тот, что на диване.

— Шлепнуть его, может гадина со следа сорвется! — кричал Севрюк. Саня Белоспицын уже вовсю балансировал на грани паники.

— Нет! — крикнул Сергеев, — никаких убийств! Он сам пришел за помощью.

— Да он нас всех за собой утащить пришел!!! Камикадзе!

— Нет! — закричал Мельников, вставая, — не хотел я, не хотел! Мне Хоноров сказал, вы поможете…

— …твоего Хонорова!!! — отчетливо произнес Дивер.

— Хоноров! — крикнул Влад. — Давай, быстро повторяй то, что он тебе сказал. Как эту тварюгу завалить!

— Нельзя… только я! Я не помню! — тут взгляд Василия упал на лежащее на стуле подле дивана зеркальце, тип в зазеркалье утратил большую часть своей мужественности и выглядел напуганным до крайности.

— Зеркало! — воскликнул Васек.

— Нашел время смотреться!!! — заорал Михаил Севрюк и, сдернув все же со стула автомат, с хрустом поставил его на боевой взвод, — не, я его щаз убью, пока он нас в могилу за собой не потащил.

Васек понял, что его сейчас и вправду убьют. Не подумав, пришел, ой не подумав, но кто ж знал, что они такие беспомощные.

— Хоноров сказал, что победить своего монстра я смогу, только если вспомню, отчего он внушает мне такой страх. Я вспомнил… зеркала!

— Рожа твоя уродская такая страшная была?! — возмутился Севрюк, но оружие опустил. Все посидельщики нервно и испуганно переглядывались и бросали косые взгляды на дверь.

А Мельников не ответил, не чувствуя плотным маревом повисшее в комнате напряжение, он снова смотрел в зеркало — крохотный кусочек стекла, таящий в себе микровселенную и несколько граммов амальгамы. Сейчас зеркальце отражало самого Василия и дверь со стеклянными вставками позади, в которой соответственно отражалось само зеркало, которое отражало Василия и дверь, которые…

* * *

Вот теперь все встало на свои места. Словно память ждала, что он придет в подходящее место, чтобы разом вскрыть все секретные тайники, на которых к тому же написано: «не вскрывать, совершенно секретно!» Раз, и из смутных обрывков воспоминаний возник образ, четкий и ясный, как будто кто невидимый повернул ручку настройки.

Вот оно — тьма позади двери, слабенькое отражение, в котором все сидящие выглядят, как призраки. Но стоит лишь поднести зеркальце к глазам, как все становится на свои места: возникает туннель. Нет, тут он очень слабенький, но в итоге картина та же.

Знойный летний денек много-много лет назад, полдень. А Мельников оказывается неплохо помнит это время. Ему самому было тогда лет пять, так ведь, и он ходил в коротких штанишках, которые современные дети сочли бы полным идиотизмом. Но тогда, почти пятьдесят лет назад, они были вполне нормальны.

Как нормален был парк аттракционов, куда маленький Вася Мельников вместе с родителями, еще дружными, не ругающимися по пустякам, отправился субботним днем. Музыка из смешных доисторических репродукторов, которые немилосердно хрипели, обшарпанные конструкции аттракционов, примитивные чудеса вроде комнаты смеха.

Но для Василия тот мир был еще полон чудес, и потому он шагал между родителями, разинув от удивления рот и впитывая каждый звук, каждый запах, каждую ноту этого чудесного дня. Маленьким детям немного нужно для счастья. Он засмотрелся на карусель, вот, что с ним случилось, а его родители засмотрелись на что-то еще, потому что не заметили, как их ребенок отстал. Пошли дальше сквозь сумятицу звуков и запахов, сквозь жаркий, погребенный ныне под спудом годов, полдень.

Красивая карусель, вот ты садишься на крохотное, подвешенное на цепях сидение и начинаешь кружиться, все быстрее и быстрее, так, что, в конце концов, начинает казаться, что твои ноги смотрят куда-то в голубое безоблачное небо. Ветер шумит в ушах, голова кружится, ручонки судорожно хватаются за цепи, но все это здорово, так здорово!