Троянский конь западной истории

Интересно, кто именно из лагеря ахеян мог начертать на коне эту надпись? Читая Гомера, можно составить впечатление, что прибывшие под Трою греческие воины были сплошь неграмотными. Все, кроме царя Тиринфа Прета. Его жена оклеветала молодого красавца Беллерофонта, и Прет послал его к своему тестю Иобату, сопроводив его своеобразным рекомендательным письмом, в котором просил ликийского царя убить Беллерофонта.

В Ликию выслал его и вручил злосоветные знаки,
Много на дщице складной начертав их, ему на погибель;
Дщицу же тестю велел показать, да от тестя погибнет.

Ил. VI. 168–170[136]

Это единственное упоминание в «Илиаде» об использовании эллинами письменности, но оно показывает, что во времена Гомера греки знали о существовании в Арголиде идеографического или слогового письма задолго до распространения финикийского алфавита.

Измотанные бесплодной войной, потерявшие лучших бойцов и не видящие никаких перспектив ахеяне снимают осаду и приносят жертву богам, выстроив из дерева громадное обетное животное.

На этом история могла бы быть закончена. И, возможно, так она и завершалась на самом деле. Однако автор «Одиссеи», из которой и перекочевал в «Малую Илиаду» сюжет о деревянном коне, – за греков, и, кроме того, как выдающийся поэт он недоволен невнятной концовкой грандиозного полотна. И Гомер изобретает потрясающий сюжетный ход – только он один мог бы прославить его в веках! Строительство троянского коня он представляет как коварный замысел греков, военную хитрость, стратагему. Циничный расчет состоял в том, чтобы заставить противника пустить в свой дом беду таким способом, чтобы он еще и испытал при этом радость.

Не так ли поступали всю вторую половину XX в. американцы, запуская в нашу страну «троянских коней» своего образа жизни? Григорий Чхартишвили писал по этому поводу: «Самый надежный и мощный способ распространить свое влияние на чужеземные края – это “завоевание любовью”, то есть культурная экспансия. Когда жители других стран начинают интересоваться твоей культурой больше, чем своей, влюбляются в нее, у них возникает желание жить так же, как ты, – стать частью тебя… Именно этим способом Запад одержал победу над социалистическим лагерем в холодной войне – не при помощи ракет, а благодаря Голливуду, «Битлз», джинсам»[137].

Так и вышло. Троянцы волокли рокового коня в свой город, ликуя, – именно с этого места начинается поэма «Разрушение Илиона». Лишь Приамова дочь Кассандра да жрец Аполлона Лаокоон не разделяли всеобщего счастья. В историю вошла фраза прорицателя, переданная Вергилием: «Чем бы он ни был, страшусь и дары приносящих данайцев!»[138] и, очевидно, восходящая к максиме, содержащейся в гораздо более древней киклической поэме «Возвращения»:

«Вводят дары в заблужденье и разум людской, и деянье»[139].

За свою проницательность (самый умный!) Лаокоон жестоко поплатился: вместе со своими сыновьями он был загублен змеями, насланными Аполлоном.