Трогать запрещено

Через час уютного общества, следом за Вероникой, я расстаюсь с семейством Даниловых, пообещав вечером заехать. Юля меня провожает до самой машины. Кутается в свой пуховик, ежась. Мороз сегодня кусается, снег под ботинками трещит.

— Опять без шапки, — ругаю.

— У меня капюшон, — улыбается.

Тяну ее на себя. Сейчас мне немного по фиг. что там думает Степан. Не могу сдержать порыв и касаюсь лбом ее лба. Вдыхаю любимый запах. Мне совсем не хочется уезжать. Хочется забрать ее к себе в квартиру. Пока сам работаю, пусть занимается чем угодно, но только рядом. Двадцать четыре на семь, а иначе больно и невыносимо.

— Мне пора, Юль.

— Знаю…

Машина уже прогрелась. Срываю с любимых губ легкий поцелуй и ныряю в салон авто.

— Я на связи, Котенок. Пиши-звони. По возможности буду отвечать.

— Хорошо, — посылает воздушный поцелуй. — Буду скучать.

Стоит закрыть дверь и покинуть территорию дома Даниловых, как даю волю мыслям, не дающим мне покоя всю вчерашнюю дорогу сюда. Да и утром проснулся не только от головной боли… Кое-кто мне сильно задолжал.

Праздники у народа продолжаются. Дороги практически свободны. Поэтому я достаточно быстро доезжаю до нужного мне адреса. Въезжаю во двор новенькой многоэтажки, паркую машину на стоянке и, поставив тачку на сигналку, торопливым шагом направляюсь к подъезду.

Вхожу в лифт, нажимаю нужную кнопку этажа и уже через минуту выхожу на площадку. У двери нажимаю на звонок. Прислоняюсь плечом к стене. Жду. Разговор предстоит не из приятных, но чаша моего терпения не просто полна. Она взорвалась к чертям. Я давал этому человеку слишком много свободы, что финансовой, что физической. Допрыгалась.

За дверью послышались шаги. Щелчок замка, и на пороге появляется Илона. Бывшая торопливо запахивает халат, но увидев, кто ее «гость», расплывается в улыбке. Полы халата разъезжаются, демонстрируя сорочку из полупрозрачной ткани. Я подчеркнуто не смотрю ниже ее подбородка, ибо все ее ранние отвлекающие маневры нынче на меня не действуют.

— Какие люди, — усмехается Ила, отступая вглубь квартиры. — Утро доброе, пройдешь? — кивает, пропуская меня.

Я отталкиваюсь от стены и захожу, закрывая за собой дверь. Молча. Илона проходит в кухню, я следом за ней, не раздеваясь. Оглядываю двухкомнатные апартаменты, которые по доброте душевной снял для нее, и внутри все закипает. Рядом с Юлей мог себя еще держать, но сейчас меня корежит и выворачивает наизнанку от злости, неприятия и непонимания. Как, мать его, низко может пасть человек в твоих глазах. Человек, с которым ты пять лет делил одну крышу и постель.

— Кофе? — оборачивается и пробегается взглядом по мне.

Я же, не церемонясь, сдвигаю с края стола сахарницу и опираюсь задницей о столешницу. Даю возможность Илоне первой начать разговор и покаяться, спрашивая:

— Ничего мне сказать не хочешь?

— Кроме того, что я по тебе соскучилась? — тянет ко мне свои руки, сделав шаг. — Ты ко мне насовсем? Или на часик? Предпочтительнее первое, Богдаш…

Я ее останавливаю, перехватывая запястья у воротника куртки.

— Илона, я пришел не на чашку кофе и быстрый перепих, на который ты рассчитываешь. Я хочу знать, что тобой движет, когда ты суешь свой нос в мою личную жизнь?

— Что ты имеешь в виду?

— Не прикидывайся дурой, тебе не идет.

Ила усмехается, сверкнув глазами. Ее не смущает положение дел. Это более чем очевидно.

— Я всего лишь влюбленная женщина, — пожимает плечами, натянув невинную улыбку. — Я борюсь за свое. Разве это плохо?

— Я не твое.

— Я так не считаю.

— Ты не хочешь понимать по-хорошему, — это не вопрос, это констатация факта.

Отталкиваюсь от стола и делаю единственный шаг, что позволяет эта маленькая кухня. Бывшая подруга, была бы поумнее, опасливо бы отступила. Но Илона даже бровью не ведет, когда я говорю:

— Я дал тебе возможность жить в свое удовольствие. Дал тебе время встать на ноги. Деньги, жилье, предлагал помощь с работой. Я дал тебе гребаные «отступные»! — сам не замечаю, как голос начинает рычать. — Но ты не хочешь меня понимать. И принять наше расставание тоже не хочешь, — вглядываюсь в холодные голубые глаза. В них нет ничего: ни тепла, ни заботы, ни ласки. Пустота.

Нет, Илона не изменилась, просто меня раньше это устраивало. Такая жизнь, такие отношения, такой формат. Сейчас же меня это раздражает. Правильно говорят: все познается в сравнении. Юлька на меня своими огромными изумрудами с самого первого дня смотрела, как на божество. Будто я — весь ее мир. Ила же…

— А мне этого мало, — чуть подается ко мне и говорит тихо, но упрямо. — Понимаешь, Титов? Я отдала тебе не один год своей жизни! Пять. Пять своих лет я полностью посвятила тебе…

— Ты посвятила их тратам моих денег. Все это гребаное время жила, не зная проблем: наряды, моря, украшения, машины. Не меня ты терять не хочешь, Ил, а мешок с деньгами под твоей задницей, на котором ты эти пять лет сидела. Так что не надо мне говорить о чувствах, мне не двадцать лет, чтобы вестись на всю эту бескорыстную херню. Мы оба попользовали друг друга. Все. Точка.

— Но с ней-то ты повелся, — фыркает, сморщив нос. — Малолетняя профурсетка…

— Закрой рот.