— Подождите секундочку, — зашуршали листами в трубке. Снова. Как и несколько десятков раз до этого.
— Жду.
— Темно-русые волосы, говорите? Да, был.
Сердечко подпрыгнуло.
— И борода! — выпалила я. — Приличная такая стильная борода, да?!
— Оу, нет, девушка. Наш не бородатый.
Все снова померкло.
Даже не знаю: радоваться или расстраиваться.
— Спасибо. Извините.
В списке оставалось всего два номера. Две клинические больницы. Набирая предпоследний, я ощутила, что у меня дрожат руки. Пальцы не попадают по цифрам. Если этот список закончится, дальше даже думать страшно, номера каких «учреждений» мне придется обзванивать.
— Доброе утро, девушка. Подскажите, вчера утром или вечером к вам не поступал мужчина? Темно-русые волосы, карие глаза. Борода. Спортивный и ростом метр восемьдесят пять. Зовут Б…
— Был, — перебила меня женщина. — Вчера утром поступил мужчина без документов. Полностью подходит под ваше описание. Сейчас его состояние врачи оценивают как стабильное. Вечером перевели из реанимации в общую палату. В себя он пока не приходил.
Шаги по больничному коридору почти не слышны. Их перебивает стук моего сердца в груди. В ушах будто барабаны выбивают марш. Я мысленно молюсь о том, что он нашелся. Даже фото, показанное медсестре, кивнувшей в ответ на вопрос «он ли это», все равно не дает стопроцентной гарантии. Я хочу его увидеть своими глазами.
— Только вам дали неточную информацию, — встрепенувшись, уточняет медсестра. — Произошла некоторая путаница. Мужчина все еще в реанимации, так как не приходил в сознание.
У меня внутри все холодеет.
— Но по фото точно ваш, — будто успокаивает.
Нервно тереблю рукава вязаной кофты, до крови кусая губы. Нам в приемном сунули халаты и бахилы. Сопровождает нас та же медсестра, которая опознала Богдана. Идем к заведующему отделением реанимации, он нам и расскажет, что случилось с моим Даном.
Медсестра по имени Дарья стучит в дверь с табличкой «Заведующий отделением ОРИТ Сурков А.В.».
— Александр Васильевич, к вам по поводу поступившего без документов.
— Нашлись-таки? — слышится уставший вздох. — Пусть заходят.
Нас с папой дважды просить не нужно.
— Здравствуйте, Александр Васильевич, — тянет руку па, приветственно пожимая ладонь заведующему. — Мы по поводу поступившего вчера к вам мужчины. Он без документов, и нам сказали, что и без сознания.
Врач в голубом костюме оглядывает нас, как мне кажется с подозрением. Чуть дольше задерживает свой взгляд на мне. Хмурится. Да, видок у меня скверный. Растрепанная, бледная с темными кругами под глазами от недосыпа.
— Вот фото, — папа протягивает телефон, на экране которого фотография Богдана.
— Да, — вздохнув, кивнул врач. — Это он. Из органов тоже звонили не так давно, интересовались поступившими накануне. Должны подъехать.
— Слава богу!
— Нашелся!
Выдыхаем с папой одновременно.
— Мы его почти сутки ищем. С прошлого утра на связь не выходил, — говорит па. У меня же руки трясутся от нервного напряжения и практически бессонной ночи. Сердечко так и вовсе сходит с ума.
— Что с ним? — спрашиваю сразу, как только получается хоть слово вытолкнуть из сжатого спазмом горла.
— Кем вы ему приходитесь? И документы привезли? — убирает руки в карманы брюк Сурков.
— Он мой жених, — отвечаю быстрее, чем отец.
— Копии документов, — папа протягивает папку. — Оригиналы должны были быть у него.
— Да, он должен был ехать в аэропорт, — уточняю я.
— Титов Богдан Андреевич. Угу, — знакомится с копиями врач. — Мужчина поступил к нам без каких-либо документов. Без сознания, с черепно-мозговой травмой. Сломаны пара ребер. Многочисленные ссадины и гематомы. А также закрытый перелом лучевой кости левой руки, — ровным и будничным тоном говорит врач.
У меня же волосы дыбом.
— Его можно увидеть? — с надеждой спрашиваю.
— В реанимацию никого не пускаем, — холодно выдает мужчина.
— Ну, хоть одним глазком, пожалуйста, — взмолилась я и схватила папу за руку. Слезы вот-вот хлынут, глаза щиплет адски. Но я держусь. — На пару секундочек, чтобы убедиться, что это он!
— Хорошо, — смягчается врач. — Пройдемте, — предлагает выйти из кабинета. — Только у вас пара минут, не больше.
Мужчины идут впереди, я за ними. Молчаливой тенью. Нас пускают в коридор, вдоль которого сплошь тянутся двери и огромные окна. Палаты реанимации. Там койки с пациентами. Из некоторых доносится писк аппаратуры. Зрелище не для слабонервных.
К горлу подкатывает тошнотворный ком, в нос ударяет резкий запах медикаментов. Я обнимаю себя за плечи, выдыхая сквозь приоткрытые губы сдавленный визг, когда за очередным окном, вижу фигуру на больничной койке.
Как сквозь вату доносятся слова Суркова:
— Вот ваш потерявшийся. Смотрите, я пока к нему подойду, — говорит и заходит в двери. Подходит к кровати, которая стоит напротив окна. Я вижу уже до боли любимую бороду. Перевязанную голову и руку в гипсе.
Всхлипываю. Перед глазами все плывет. Отец тут же обхватывает меня за плечи.
— Держись, Юлек, главное, что жив.