Трогать запрещено (СИ)

– Мхм, – посмеиваюсь, теребя уголок покрывала, – вот такие дела. Но, справедливости ради, когда ты написала мне приезжать, я еще не знала о скором появлении Богдана. Так что… ну так как, ты мне поможешь, Ник?

– Естественно, я в деле! И да, я огурцом и могу сесть за руль. Только, Данилова, я должна знать: куда вы едете, когда вернетесь, полное имя и фамилию твоего чувака и, на всякий случай, номер его телефона и машины.

– А серию и номер паспорта не надо? – хохочу я.

– Вот вообще не смешно! Вдруг он маньяк престарелый и это его метод совращения малолетних дурочек, а? Синяя борода-а-а!

– Фу! – морщу нос. – Ника, фу!

– Не фукай. Жду смс-кой его номер телефона! И да, во сколько быть и что говорить папе Степе тоже кидани смс-кой. А я пошла.

– Куда?

– Приведу свое неотразимое, но помятое лицо в сносный вид. До встречи!

– Пока-пока, – киваю и отключаюсь.

Урась!

Подпрыгиваю на ноги и радостно отплясываю, виляя бедрами. Е-е-ес! Все складывается и-де-аль-но! Чувствую, это будут самые крутые новогодние каникулы в моей жизни!

Высушив волосы, на тренировку сегодня благополучно забиваю. Так же, как и на правильно питание. Спускаюсь на кухню, засовывая свой нос в холодильник раздобыть остатки «прошлогодней еды». Папы еще нет, и появляется он на кухне только полчаса спустя, когда я уже успеваю заточить курочку в сырной корочке.

– Утро доброе, па.

Немного помятый со сна, родитель ерошит пятерней мою макушку, наливая себе кофе:

– Привет, Юляш. Выспалась?

– Угу. Кстати, спасибо, что унес меня вчера в спальню, хотя я девочка большая и тяжеленькая, мог бы не надрываться, а отправить на своих двоих.

– Тяжеленькая? – фыркает папа. – У меня рабочее кресло и то больше весит, – берет тарелку, падая за стол напротив меня. – Что у нас тут? Цезарь, обожаю. Вчера до него ход так и не дошел.

– М-м, долго сидели с Богданом? – включаю дурочку, подвигая к папе салатник.

– Уже в четыре почти разошлись. Не думал, что он приедет. Так упрямо сопротивлялся! Но я рад. Редко удается так душевно посидеть, тем более с Титовым, который раз в пятилетку в Москве бывает, – улыбается папа.

Меня же по живому царапают его слова, пробуждая иррациональный и неуместный страх… чего? Быть кинутой, вероятно? Вот это папино “раз в пятилетку” – пугает.

– Думаешь, он опять скоро улетит в Германию?

– Скорей всего. У него же там головной офис.

– М-м, – вяло ковыряю в тарелке вилкой, аппетит пропал. – Чисто теоретически, а возможно этот “головной офис” перенести, ну, скажем, в Москву?

– Возможно все, если захотеть, Юль. А почему ты спрашиваешь?

– Да так, – отмахиваюсь, – чистое любопытство, – улыбаюсь, немного успокаиваясь.

И чего вообще разнервничалась? Не исчезнет же он молчком, правда? Ну да, мы пока ничего не обсудили. Да, никакой конкретики вчера не было. Но разве не для этого у нас будет целых три дня наедине? Да и Богдан не из тех мужчин, которые «попользовался и бросил». Тем более, в нашем случае: Титов ни за что себе такое не позволит.

– Ну что, принцесса, какие планы на день?

– О, хорошо, что ты спросил, – закидываю пустую тарелку в посудомойку, – я как раз хотела с тобой поговорить на эту тему, – возвращаюсь к столу с кружкой горячего чая, откусывая краешек имбирной елочки.

– Та-а-ак. Весь во внимании.

– Ника пригласила меня на выходные на базу. Она поедет туда со своими родителями и очень просила меня составить ей компанию.

– Что за база?

– Горнолыжная.

– А название у этой горнолыжной базы есть?

– Э-э… – думай, Юля, думай, – “Снежинка”, кажется, – выдаю первое, что пришло на ум.

– “Снежинка”? Не слышал про такую. Родители Вероники не против?

– Нет, – отвечаю поспешно, – они только за. Чем больше народу, тем веселее и все в таком духе, – старательно изображаю веселую дурочку, хотя у самой поджилки трясутся так, что приходится стиснуть колени, чтобы ноги не дрожали. – Покатаемся на лыжах, на бордах, поваляемся в снегу. Обещаю, что буду вести себя прилично, па. Не пить, не курить, не дебоширить!

– Ты и дебоширить? Я бы на это посмотрел, – смеется папа. – Хорошо, конечно, – делает глоток кофе. – Ты уже взрослая, запретить и запереть тебя дома я не могу. Когда уезжаете?

– Часа через полтора.

– Вернетесь?

– Дня через три или четыре.

– Идет, – кивает, – но при условии, что ты мне два раза в день отзваниваешься. Я буду переживать.

– Я тебя обожаю! – подскакиваю со стула, обнимая папу за шею. – Ты самый-самый лучший!

– Беги давай, – смеется родитель, – собирай вещи.

– Мхм, – чмокаю в щетинистую щеку. – Ты тут тоже не скучай, ладушки?

– Ладушки-ладушки. Костюм горнолыжный не забудь! – кричит вдогонку, пока я, перелетая через ступеньку, несусь в свою спальню.

– Ага! Не забуду!

Ворота открываются ровно в половину двенадцатого.

Я нетерпеливо топчусь на месте, поглядывая на часы, когда желтый жизнерадостный “жук” подруги заруливает на заснеженную территорию дома. Кидаю Богдану сообщение.

Юла: “Ника тут, скоро будем!”.

В ответ прилетает лаконичное “жду”.