В Германии запрещается не запираь двери после десяти вечера, и запрещается играть дома на пианино после одиннадцати. В Англии мне как-то не приходило в голову играть на пианино дома после одиннадцати, и не приходилось слышать, что бы кто-то играл. Но когда вам говорят, что играть дома на пианино после одиннадцати запрещено, это совсем другое дело. Здесь, в Германии, я всегда ощущал равнодушие к фортепианной музыке до одиннадцати часов, после чего бы сел и послушал «Молитву девы» или увертюру к «Сельской чести» с большим удовольствием. Для законопослушного немца, однако, музыка после одиннадцати часов перестает быть музыкой; она становится правонарушением, и в таком виде, соответственно, удовлетворения ему не приносит.
Только один немец бросает закону вызов — немецкий студент, да и тот в строго определенной степени. По традиции, ему предоставлены особые полномочия, но и те строго ограничены и принимаются безоговорочно.
Например, немецкий студент имеет право напиться и уснуть в сточной канаве; никакого наказания в этом случае не последует, кроме того, что утром студенту потребуется дать на чай полицейскому, который обнаружит его и доставит домой. Тем не менее, для такой цели студенту следует выбирать сточные канавы боковых улиц. Немецкий студент, ощущая скорое приближение вечности, остатки жизненных сил использует для того, чтобы добраться до угла и свернуть, где он имеет право потерять сознание без оглядки.
В определенных районах немецкий студент имеет право звонить в чужие двери. Квартирная плата в таких местах ниже, чем в прочем по городу; семьи, живущие здесь, выходят из положения тем, что устанавливают для своих тайный кодовый звонок, посредством которого можно определить подлинность вызова. Посещая такой дом поздно вечером, такой код вам желательно знать, иначе, если вы не отстанете, на вас выльют ведро воды.
Немецкому студенту также позволяется тушить по ночам уличные фонари. Тушить много фонарей, однако, не принято, и немецкий студент-проказник ведет, как правило, тушимым фонарям счет, успокаиваясь на шести фонарях в ночь.
Равным образом, он имеет право кричать и петь песни по дороге домой до половины третьего. А в некоторых ресторанах ему разрешается обнимать за талию официанток. Чтобы никто не мог подумать ничего дурного, официантки в ресторанах, где часто бывают студенты, всегда тщательно подбираются из пожилых и степенных женщин. Тем самым немецкий студент имеет возможность наслаждаться флиртом без страха и чьего-либо упрека.
Законопослушный народ эти немцы.
Глава X
За Баденом (о котором можно сказать только одно — фешенебельный курорт точь-в-точь как все фешенебельные курорты своего сорта) мы уселись на велосипеды всерьез. Мы запланировали десятидневный маршрут, по которому, проезжая весь Шварцвальд, должны были спуститься в долину Дуная.
Двадцатимильный участок долины от Туттлингена до Зигмарингена, возможно, самый чудный уголок Германии. Дунай вьется узкой долиной среди старинных нетронутых цивилизацией деревушек; среди древних монастырей, притаившихся в россыпи зеленых пастбищ, где до сих пор можно встретить босого простоволосого монаха, туго перепоясанного веревкой, пастуха с посохом, чьи овцы рассыпались по горам; среди поросших лесом скал; между отвесных стен, где каждый каменный зуб увенчан разрушенной крепостью, церковью или замком и откуда открывается вид на Вогезы (где половину жителей коробит, если вы говорите с ними по-французски, другую оскорбляет, если обращаетесь к ним по-немецки, и все до одного выражают возмущенное высокомерие при первых звуках английского — положение дел, которое превращает общение с чужеземцем в некоторую нервотрепку).
Полностью в выполнении нашей программы мы не преуспели. Человеческие возможности всегда отстают от намерений. В три часа дня легко сказать (и в это поверить): «Завтра подъем в пять, легкий завтрак в полшестого, старт в шесть».
— И по холодку будем уже далеко, — замечает один.
— Летом утро лучшее время, — добавляет другой. — А ты как считаешь?
— Бесспорно.
— Так свежо и прохладно.
— А какие полутона!
В первое утро клятвопреступления не допускается. Народ собирается в полшестого. Все молчат; каждый излишне придирчив, ворчит по поводу завтрака, ворчит по поводу прочего; обстановка насыщена сдавленной раздражительностью, требующей выхода. Вечером раздается глас Искусителя:
— Я думаю, если выехать полседьмого, успеем и так?
Глас Добродетели возражает, едва:
— А уговор.
Искуситель отвечает:
— Уговор для человека, а не человек для уговора. — (Дьявол всегда толкует Писание на свой лад.) — Да и гостиница вся на ушах. О прислуге хотя бы подумайте.