Здесь с нами работают хорошо тебе известные сестры Кирш. Отец у них обрусевший чех. Две сестры, разумеется, к нам не относятся. Они лет на семь-восемь нас постарше, а старшая из сестер — Ира — даже замужем за чудным парнем, Иваном Хаэовым. Он и гимнаст замечательный, и эквилибрист. И еще он мастер на все руки. Сам смастерил кофр — большой такой чемодан, который, когда поставишь стоймя, превращается в гардероб — такой, что иностранцы поражались: «Мэйд ин Эмеика?» А он отвечает: «Мэйд ин СССР». Так этот Хазов вместе со своим тестем Карелом Киршем такой номер создал с младшей сестрой, Карлой, что просто закачаешься. Называется номер — «Забор». Вот представь. На манеже забор. Выбегают девочка лет тринадцати и вроде бы ее старший брат. И начинают играть. Она карабкается на забор — он за ней. А на заборе — шагает по краю! Делает переднее сальто. Брат оказывается на трапеции, на которой делает копфштейн — стойку на голове. Карла лезет на трапецию, потом ложится на спину, балансирует, а в руках у нее концертино — маленькая английская гармошка. И вот так, лежа, играет она виртуозный каприз Паганини, который не каждый скрипач и в нормальном положении сможет исполнить!.. И вообще... Мы Карлу очень полюбили. Высокая, сероглазая... Мы даже так сказали друг другу: у нас под руками всего одна книжка — «Приключения барона Мюнхгаузена». Бросим жребий, кому эту книжку Карле читать. Выпало Лешке. Он и читал... Вот и все.
Но главное мы оставили напоследок. Всем нашим подозрениям конец. Вот что вышло. Приехал во Владивосток Эрвин Г росс со своей Матильдой. Это еще до событий на озере Хасан. И он полюбил кататься на лодке в бухте Золотой Рог. И еще охотой стал увлекаться. Жил он в гостинице «Челюскин» (в честь челюскинцев). И мы за ним следили... Все нормально. Ничего подозрительного. А однажды отправился в Уссурийские дебри — и не вернулся! После трехдневных поисков нашли его тело, обезображенное, растерзанное. Должно быть, на медведя напоролся. Бедняжка Матильда только по агатовому перстню его и опознала. Вот и конец детективной истории. Нам его даже жаль стало. Невезучий человек... Впрочем, неизвестно, что бы с ним за границей стало. Буквально через неделю пришло распоряжение откомандировать все иностранные номера в Москву. Кажется, решено пока обходиться без зарубежных циркачей.
Из Владивостока мы разъезжаемся. Гога в Хабаровск, я, пишущий это письмо от имени двоих твоих друзей,—Лешка,—в Иркутск. Может быть, твое письмо нас и застанет. А лучше всего, для гарантии, пиши по адресу, тебе хорошо знакомому: «Москва, Цветной бульвар, 13, Центральное управление госцирками. Передать Лео Клеменсу или Гуго Орсини».
Желаем тебе всех благ. Как говорится, не дрейфь, крути передний?
ЛЕША, ГОГА. 28 августа 1938 года, гор. Владивосток».
Среди писем этих трех лет, ребята, есть еще одно весьма примечательное.
Москва, Цветной бульвар, 13, Центр, управл. госцирками. Передать Лешке Клеменсу, или Гоге Орсини, или Эркину Гулям-Хайдару. Лично! А ну, угадайте, кто вам пишет, ребята!
В жизни не угадаете. Поэтому сразу раскрываю свое инкогнито. Это я — Федька Пыжик. Спасибо вам, други, что помогли мне. Приехал Марчес. Директор цирка тут же позвонил в школу. Я пришел. Мартин Александрович сказал: «А ну покажи, что умеешь». Я показал. Я у него вытащил из жилетки часы. И он не заметил. Но часы моментально нашел — как магнитом искал — в моем левом рукаве. И он еще сказал: «У тебя, дружок, есть способности».
И взял меня к себе с условием, что буду продолжать учиться, пока не закончу десятилетку. Я дал согласие. Теперь работаю ассистентом. Марчес мужик вспыльчивый, но отходчивый и душевный. Он теперь мне все равно как родной отец. Его жена Софья Михайловна заботится обо мне как о сыне. Мне даже неудобно. А она только посмеивается. Имей в виду, Теодор,— говорит,— придет время, и ты о нас станешь заботиться.
Я, ребята, не помню ни отца, ни матери. А теперь у меня и отец, и мать! Я их очень полюбил. И пусть даже никогда не стану иллюзионистом с мировым именем, все равно — мне здорово повезло, ребята! Спасибо вам.
Мы сейчас в городе Иваново. Цирк здесь тоже новый, большой, современный. Школа рядом.
Что еще? Помните заварушку в городе К., на правобережном заводе? Удалось следственным органам выявить еще... Короче, поймали Прасковью, дочку того самого купца Собакина, в домине
которого обосновалась наша незабываемая «Образцово-экспериментальная». Помните школу? Приятно вспомнить! Не знаю, правда ли это, но ребята из школы написали мне, что та Прасковья даже отстреливалась. Надо же! Ей уже за сорок. Старуха, а туда же — в диверсанты. Это потому, что злоба у нее большая. И дом хотелось назад прикарманить, и мыловаренный да кожевенный заводы, да лабазы разные! Страшная это штука — частная собственность, человека в зверя превращает!