Трое обреченных

— Триста в городской черте! — с упреждением объявил водила. — Двести — до ближайшего поворота.

— А четыреста? — хмыкнул Максимов.

— Любые ваши желания, — уверил наглец. — В разумных, разумеется, пределах.

— Я запомню, — пообещал Максимов, прыгая на сиденье…

Лида вышла у гигантской городской барахолки. Окунулась в толпу, бродящую между палатками. Максимов чертыхнулся — не следить за ней надо, хватать за рукав и пороть, пороть, как сидорову козу. Толпа захлестнула, закружила в водовороте. Субботний день, туда его… Женщину несло куда-то вглубь, он активно работал локтями, стараясь не упустить ее из вида. Расстояние сокращалось, но тут она вошла в торговые ряды, где движение было перекрестным, и Максимов начал путаться. Он еще различал знакомые длинные волосы, прямую спину, пустые глаза — когда она водила по сторонам головой. Потом встречный поток отбросил его в развалы кожаных курток — пришлось прорываться по кромке железных прилавков, внося панику и смуту в ряды горожан, выбирающих товары. Он пробил головой экспозицию из живописно развешанных панталонов, свалил манекен — без рук, без ног, но в очень откровенном пляжном ансамбле; облапал тетку, бесстыже примеряющую бюстгальтер, сбил подставку с китайскими кроссовками — и вырвался на участок ряда, почему-то не заполненный двуногими. Лида! Двадцать метров! Она как раз подходила к небритому торговцу с южных окраин. Отвлекла на минуточку, что-то сказала. Кавказец в ужасе затряс головой. Она метнулась на другой ряд — где меланхолично покуривал, брезгливо созерцая озабоченную толпу, аналогичный тип. Она обратилась к нему с вопросом. Гордый сын Кавказа смерил взглядом просительницу, покачал головой. Лида двинулась дальше. Максимов ускорил шаг. Опять неудача! Проклятье какое-то! Толпа из перпендикулярного переулка — двое громко ржут, а глазенки так и рыщут по толпе, выискивая головотяпа. Но Лиду пока еще видно. Откуда взялся этот «гордый» кавказец, к которому она недавно обратилась? Юркий какой. Догнал. Воровато пошнырял глазищами, потянул за рукав — пошли. Втянул в узкий проулок между рядами. Максимов ринулся через толпу — наступил кому-то на ногу, кому-то съездил ненароком по загривку…

— Чего дерешься, гад?! — схватил его за грудки какой-то смельчак без диплома о высшем образовании. Максимов отмахнулся — не до тебя. У грубияна как назло под боком оказалась спутница, стерпеть не смог, пустился в преследование. Пришлось остановиться и методом втыка объяснить, что сегодня некогда. Завтра. Все завтра! Парень улетел в гору криво сшитых турецких штанов, а Максимов уже сворачивал в проулок. Никого. Пропала Лида со своим кавказцем. Скрипя от злости зубами, он помчался по узкому межрядью. Еще одно дитя не то степей, не то предгорий сидело на обломках прилавка, болтая ногами.

— Двое не проходили? — притормозил Максимов.

— Нэт, — конкретно заявило «дитя».

Выяснять, почему он врет и что за мафия у них тут такая, не было времени. Максимов побежал дальше, не заметив, что сидящий на «секе» подал кому-то знак. Высунулась нога, Максимов носом пробороздил изгаженный клочок асфальта. Хорошо продумано!.. Когда он встал на ноги, никого в проходе уже не было. Матерясь, он добежал до конца межрядья, посмотрел на кишащий муравейник, обтекающий палатки и ряды, со злостью сплюнул. Отыскать в этом столпотворении нужного человека — то же самое, что отыскать на пляже нужную песчинку…

Не прыгай выше головы, — твердил неустанно жизненный опыт. Кто-то долетался, кто-то дочирикался, а вот ты, Максимов, непременно допрыгаешься! И ради чего? Проникновение в частную жизнь, за которое тебе никто не заплатит!

Но ничего, случались в жизни ситуации, когда приходилось работать не за деньги. Он с трудом уговорил Шевелева подключить ОМОН. Ровно в половине третьего закованная в бронежилеты братия оседлала подступы к двадцатому километру Пригородного шоссе. И — ровным счетом ничего! Редкие машины проносятся по дороге. Неугомонные стрижи кувыркаются в небе под перистыми облачками. На дорожном столбе черным по белому нарисована цифра «20» — проезжую часть перебегает собака, поднимает ножку над столбом — и это единственное событие за полчаса в означенном ареале. Изменились условия ультиматума? Отбой по всем фронтам? Интуиция возмущена: ничего подобного — не на ту напали. Городская барахолка — не простой этап в жизни женщины, а этап решающий — можно даже сказать, определяющий…

— Надеюсь, ты понимаешь, что без оснований я не стану просить у тебя помощи? — кусая губы, говорит Максимов.

— Надеюсь, ты и сам понимаешь, что полиция в общении с частниками переходит на коммерческую основу, — огрызается Шевелев. — Ложный вызов ОМОНа — это тебе не вневедомственную погнать. Разочаровываешь ты меня, Максимов…