Трое из навигацкой школы

Но Елизавета одернула себя, решив до времени не сердиться, а поговорить с Бестужевым — уж он-то придумает достойный ответ. Она отбросила циркуляр и с неудовольствием заметила, что неведомо как испачкала палец в чернилах.

Дверь тихо скрипнула. Елизавета подняла глаза и увидела в зеркале Лестока. Он словно медлил войти, ждал, когда его кликнут, но потом решительно вошел и застыл перед императрицей в глубоком поклоне.

— Вы прекрасно выглядите! У вас давно не было такого чудного цвета лица, Ваше Величество. Осенний воздух и эта необычная сухость в погоде…

— Ну хватит, хватит, — притворно рассердилась Елизавета, она любила комплименты. — Принес капли?

— О, конечно! И еще, как вы просили, пилюли от бессонницы.

— Просила? Глупости. Ты все перепутал! Зачем мне пилюли, я и так все время сплю. Да и как не заснуть, если только сон врачует и защищает от этих безобразий. Читал циркуляр? — она опять потянулась к отброшенной бумаге. — Мерзость, мерзость!..

— Усердие Ботты против Вашего Высочества доказано, — с почтением сказал Лесток.

— А Терезия пишет, что у Ботты при венском дворе безупречная репутация, а у нас, якобы, нет письменных улик.

— А зачем письменные улики, когда доподлинно известно, что о революции в России им было говорено, и не раз.

При упоминании о революции, то есть смещении императрицы в пользу Петра Федоровича или, еще того хуже, в пользу свергнутого младенца Ивана, Елизавета пришла в бешенство.

— Не хочу об этом слышать! — она вскочила со стула, быстро прошлась по комнате, опять села к столу.

— Да не в Ботте дело, — сказал вдруг Лесток спокойно и как бы небрежно, а сам весь сосредоточился на этой минуте. — Не он главный смутьян, не он…

— А… понимаю, — Елизавета вдруг успокоилась, даже глаза закрыла, пусть поговорит.

Лесток сразу взял быка за рога. Водопад слов, страстных, гневных, вкрадчивых, льстивых, искренних, — поди разбери, чему можно верить, а чему нет: Бестужев интриган… Бестужев старается только о личной пользе… Бестужев еще после ареста Бирона мог помочь Елизавете занять трон, но он предпочел Анну Леопольдовну…

— Да ничего он не предпочел, он сам был арестован, — Елизавета открыла один из ящичков стола: пилки для ногтей, щеточки для бровей, флакон с ароматическими курениями, мушечница с крупным сапфиром на крышке.

Голос Лестока теперь стучал барабанным боем: Оба брата Бестужева неверны, а поскольку эта вертопрашка Анна Бестужева наказана, то они только и будут искать случая отомстить… Уж коли осудить их нельзя, то надобно сместить с высокой должности… Бестужев коварен, он взяточник, пенсию получает от всех европейских дворов, он пьяница, всяк скажет, что он без бутылки не обедает, оттого и нос красен… Бестужев палец о палец не ударил, чтоб вознести Елизавету на трон русский, более того, прилагал усилия, чтоб Елизавета этот трон не получила, и о том он, Лесток, будет иметь вскорости доказательства…

— Вот когда будут доказательства, тогда и говори. А пока за Бестужевых и Воронцов, и Разумовский, и архиепископ Новгородский, — Елизавета достала из мушечницы крохотную мушку — кусочек черного пластыря, вырезанный в форме сердечка, приклеила его к себе на щеку и повернулась к Лестоку с кокетливой улыбкой, хорошо ли, мол?

Лейб-медик даже рот приоткрыл от неожиданности, потом нахмурился.

— Мушки, Ваше Высочество, были изобретены в Лондоне герцогиней Нью-Кастль. Под ними она скрывала прыщи. При вашей несравненной красоте и дивной коже, — Лесток подобострастно улыбнулся, понимая, что в раздражении зашел слишком далеко, — это не всегда уместно. Не сочтите за грубость. Я медик.

— Вот и занимайся медициной, а не политикой, — желчно сказала Елизавета. — А Бестужевы еще батюшке моему служили.

Но Лесток не хотел сдаваться.

— И еще хотел добавить… К нам едет Шетарди.

— Вот как?

— Но как частное лицо, бесхарактерный — без верительных грамот.

Елизавета рассмеялась.

— Вот и примем его бесхарактерно… И разговоры наши будут партикулярные.

— Боюсь, что это вам не удастся. Я вам открою тайну. У меня есть основания утверждать, что Шетарди привезет с собой неоспоримые доказательства вины Бестужева.

— Тайна? Это интересно. Расскажите все, что знаете, и подробнее, подробнее…

Оставим царствующую особу беседовать со своим лейб-медиком. Вопрос о том, кто победит в политической интриге, Бестужев или Шетарди, решит сама история. Скажем только, что Лесток, так ничего и не добившись, ушел от Елизаветы в бешенстве, а мы вернемся к более скромным участникам нашей повести.

15

Вера Дмитриевна, вдова полковника Рейгеля, обладательница тысячи душ крепостных, каменного о двух апартаментах дома в Москве, одноэтажного, построенного на новый манер дома в Петербурге и огромной, дающей твердый доход усадьбы под Каширой, не хотела замуж. Она хотела быть независимой, иметь успех в свете, иметь пожилого друга, защитника и советника в делах, и, конечно, любви — возвышенной, чистой, но не опошленной путами Гименея.