Трое из навигацкой школы

— Не могу я тебя освободить от этого мздоимца, — увещевал он незадачливого алхимика. — Время еще не подошло. Но воли Гавриле не давай. Своя-то голова есть на плечах? Колдовские снадобья путай… с молитвой в душе. И посрамишь сатану!

День, который вышеупомянутый Ганнибал выбрал для приступа неких ворот, поначалу был самым обычным: трудовым для Гаврилы, горестным для Евстрата и томительным для Никиты с Алешей, которые послонялись с утра по дому, а потом вдруг сорвались с места и умчались в Петергоф.

Еще полчаса дом жил тихо, дремотно, но в этой штилевой тишине уже таилась буря. Огромная карета, золоченая и с гербом, влетела вдруг на сонную Введенскую улицу, грозя сшибить каждого, кто ненароком окажется на ее пути. Щелкнул кнут, заржали кони, и парадная дверь затряслась под ударами кулаков. Крики и вовсе были непонятны.

— От княгини Черкасской Аглаи Назаровны! Открывайте. Здесь ли местожительство имеет лекарь и парфюмер по имени Гаврила?

Степан смерил взглядом огромного, одетого в белое гайдука, подбоченился — нас Господь тоже ростом не обидел — и с важностью сообщил, что это дом князя Оленева.

Гайдук так и зашелся от брани, топоча белыми сапогами. Он громко выкрикивал адрес и присовокуплял, что фамилии парфюмера не ведает, но не возражает, чтоб тот назывался Оленевым, а что он князь, так это ему, гайдуку, без разницы и делу не мешает.

На шум вышел Лука. Он быстро разобрался что к чему и с готовностью отвел гайдуков в правое крыло дома. Дверь в «Гавриловы апартаменты» по обыкновению была заперта.

— Гаврила, отпирай, — сладко крикнул Лука. — Говорят, ты человека намертво залечил. Зовут тебя. Поезжай с Богом. Отпускаю.

Гаврила, однако, дверь не отпер и все дальнейшие разговоры вел через замочную скважину. Гайдук, согнувшись и краснея от натуги, кричал, что барыня вчера помазала лик свой румянами твоей, шельмец, кухни, а поутру проступила красная сыпь, и к обеду всю рожу вовсе прыщами закидало. Гаврила в ответ бубнил, что его румяна отменные и никто никогда на прыщи не жаловался, что приехать он сейчас не может, потому что идет реакция, «ацидум»[30] вошла в крепость, и если он, Гаврила, оставит оную «ацидум» без присмотра, то дом взлетит на воздух.

— Приеду вечером! — кончил он свою речь, затем стоящие под дверью услышали шум падающего предмета и злобный вопль: «Я тебе, уроду немытому, с чем велел кармин смешивать? С крепким аммиаком! А ты с чем, пентюх, мешал?» Евстрат заскулил, дверь в тот же миг распахнулась, и из нее прямо на руки гайдуков выпал ошалевший от ужаса зловредный конюх. Гайдуки сунулись было посмотреть, что происходит в горнице и какая по ней «ходит реакция», но увидели только клубы дыма и поспешно захлопнули дверь.

И пошли неожиданные визиты… Через час после шумного отъезда гайдуков Черкасской приехал посыльный от боярыни Северьяловой, и вся постыдная предыдущая сцена повторилась в тех же подробностях.

— Гаврила, отпирай! — кричал Лука. — Зовут тебя, убийцу!

— Приеду вечером, — вопил Гаврила. — Не могу при реакции оставить дом. Погибнем все.

В числе прочих побывал и Саша Белов, но его визит остался словно и незамеченным, господа кататься уехали, и весь сказ.

Единственной посетительницей, для которой Гаврила открыл дверь, была горничная госпожи Рейгель. Или женский голосок тронул сердце парфюмера, или «реакция» пошла на убыль, но только он пустил горничную в жарко натопленную горницу, а через четверть часа она вышла оттуда, сжимая в руке склянку с лечебной мазью.

Никита с Алешей вернулись вечером очень веселые и оживленные.

— Гаврила, ужинать! — с порога крикнул Никита.

— Они не принимают, — строго, без намека на ехидство, сказал Степан.

— Что, что? — озадачился хозяин.

— Кушать подано! — эхом прокатился по дому голос Луки.

Они прошли в столовую. На круглом блюде дымился ростбиф, украшенный свежим горохом и салатом, тут же была щука с хреном, горка румяных пирожков и квасник, полный клюквенным, охлажденным на льду морсом.

— Я голоден, как сто чертей! — крикнул Никита, завязывая салфетку.

— А я — как двести, — вторил ему Алеша, вонзая вилку в щучий бок.

Но им не суждено было насладиться трапезой. «Опять едут!» — закричал Степан. За окнами раздался цокот подков, крики, кто-то забарабанил в окно. Лука испуганно замер, истово глядя в глаза хозяину.

— Гаврилу… — кричал надсадно чей-то голос, — чтоб при барыне неотлучно… пока ланиты прежнего вида не примут!

— Что это значит, Лука?

— А это то значит, — начал дворецкий дрожащим голосом, — что Гаврила ваш сребролюбивый — убийца и колдун, — он не выдержал и сорвался на крик, впервые потеряв в барском присутствии всякую степенность. — Это гайдуки от боярыни Черкасской шумят. Разнесут сейчас дом в щепу! А лекарства Гавриловы не иначе как диавол лизнул, потому что они христианскую кровь отравляют. Я здесь все написал!

Лука торопливо достал из-за пазухи смятый листок и вложил в руку изумленному Никите. Парадная дверь дрожала под ударами, раздался звон выбитого стекла.

— Не пускайте этих сумасшедших в дом! — крикнул Никита.