Трое из Кайнар-булака

— Техника станет хозяином поля. Это точно!

— Куда омач девать?

— На дрова, брат.

— Вот видишь, Пулатджан, — сказал тога, — Советская власть выбрала тебя от всего нашего кишлака, надо ехать. За семью не волнуйся.

— Хоп, тога…

Только к вечеру дотащился Пулат до Шерабада. С каждой новой верстой пути хурджум, казалось, становился на пуд тяжелее, и привалы ему приходилось делать чаще и продолжительнее. К тому же к полудню солнце стало припекать, что тебе в саратан, ветерок куда-то исчез, травы съежились, точно от мороза, скрючив лепестки. Несколько раз Пулат подумывал о том, чтобы выбросить часть продуктов, но, отдохнув, он снова водружал на плечи хурджум, ругая себя за то, что такая мысль могла прийти в голову, — ведь это труд жены, она ночь не спала, чтобы приготовить все эти патыры и катламы, посыпанные сахаром.

Агроучасток размещался в небольшом домике на окраине города. К нему примыкал огромный двор с множеством амбаров и айванов, под которыми стояли новенькие конные плуги. Пулат вошел в помещение. За столом сидел Истокин, на скамейках у стен — человек пятнадцать дехкан. У ног каждого из них стояли котомки.

— Вот и Пулатджан пришел, — сказал Истокин и, встав, поздоровался с ним за руку. — Ассалом алейкум, палван!

— Ваалейкум, Миша-ака!

— Эти йигиты, — Истокин обвел рукой присутствующих, — тоже будущие трактористы. Знакомьтесь.

Пулат поздоровался за руку с каждым, расспросил, как принято, о здоровье и благополучии семьи, сам ответил на вопросы.

— Ну, а теперь пошли, друзья, — сказал Истокин. Он привел дехкан к одному из домиков в дальнем конце двора и открыл дверь. Пропустил людей. В комнате стояли кровати в два этажа, как в красноармейской казарме. Пулат такое уже видел, когда был в полку, в Юрчи. — Здесь вы будете жить, друзья. Располагайтесь.

Курсанты стали устраиваться, выбрав себе кровати. Пулату досталась нижняя у двери.

— Чай сегодня вскипятит сторож, — сказал Истокин, — у него все для этого есть. — Он повернулся к Пулату: — Идемте со мной. Сегодня вы мой гость!

Пулат снял с пояса бельбог, развернул его на кровати и стал выкладывать из хурджума добрую половину домашних продуктов. Узелок получился увесистым.

— А это зачем, Пулатджан? — сказал Истокин.

— Гостинцы.

— У меня все есть, ничего не надо.

— Разве гостинцы приносят потому, что чего-то нет в доме? — удивился Пулат. — Так положено.

— Все равно — оставьте, брат.

— Тогда я не пойду, Миша-ака, — тихо, но твердо сказал Пулат. — В первый раз идти в дом друга с пустыми руками?!

— Он прав, Миша-ака, — сказали несколько йигитов, — не принято идти с пустыми руками.

— Но не целый же воз?!

— Это дело гостя, ака.

— Хоп, идемте…

Жена Истокина, молодая красивая женщина, встретила Пулата приветливо. Она была стройной, а две толстые русые косы заброшены за спину. Правда, по-узбекски говорила не очень хорошо, но понять ее можно было.

— Это тот самый Пулатджан, Ксюша, — сказал жене Истокин, — о котором я тебе рассказывал.

— Салам алейкум, Пулатджан. — Она подала ему руку. — Меня зовут Ксения-опа.

— Ваалейкум, — Пулат осторожно пожал ее руку. Увидев, что хозяин разувается, он тоже снял чарыки.

— Портянки не снимайте, Пулатджан, — сказала Ксения. Спросила: — Детей много?

— Сын, опа.

— Проходите, садитесь. — Усадив его за стол, продолжила: — И у нас пока один сын, Борис.

Малыш был пухленьким и беленьким. Ему было года полтора. Когда Истокин сел за стол, она отдала ему сына и принесла чай. Хозяин разлил его по пиалам, подал одну Пулату. Пока мужчины пили чай, Ксения уложила сына спать и стала собирать на стол ужин. Все в доме Истокина удивляло, восхищало и вызывало тайную зависть Пулата. В комнате чисто, земляной пол обмазан красной глиной, на стенах висят вышитые полотенца и какие-то другие красивые тряпки.

Она принесла и поставила перед гостем касу супа с капустой. Пулат попробовал это блюдо в полку, и оно ему очень понравилось. Сегодня оно одно из самых распространенных блюд кишлака и называется просто — «карам-шурпа», то есть суп с капустой. За ужином Михаил расспрашивал Пулата о делах в Бандыхане, интересовался, кто и в чем нуждается.

— Жизнь течет, как вода в арыке, — ответил Пулат, — бандыханцы посеяли яровые, у всех все есть, ака. А у меня дела идут хорошо, сами же знаете, усто всегда с хлебом.

— Это верно. Станете трактористом, хлеба этого будет очень много. Не только у вас, у всех ваших земляков. У всей страны.

После ужина Истокин вышел задать корма лошади. Он подвинул чайник к Пулату и предложил:

— Пейте чай и чувствуйте себя как дома.

— Давно уже здесь, Ксения-опа? — спросил Пулат, когда хозяин вышел.

— Порядочно, Пулатджан. Мой Миша воевал тут с басмачами. А я жила дома, в России. В Байсуне убили его брата Бориса. В честь его мы и сына назвали так.

— Война страшная штука, опа, — сказал Пулат, кивнув.

— И жестокая. Надо быть зверем, чтобы у убитого человека отрезать голову.

— Кому отрезали голову, опа? — переспросил Пулат.

— Да Мишиному брату… Ну вот, после этого он и решил остаться тут, чтобы научить людей быть людьми, чтобы помочь им.