Трое

— Два года ждал этого часа! — Сашо дрожит от волнения, душевные источники которого можно считать самыми чистыми.

В двадцати шагах от них, в воде, фотографируются юноши и девушки. В центре всей компании торчит высокий и худой рыжеволосый юноша с неопределенным цветом глаз. Трудно можно себе представить более непривлекательное лицо. Некая смесь лакейского угодничества, честолюбия и подлости, злобы и трусости. И еще — болезненная изнеженность маменькиного сыночка.

— Снимайся, снимайся, — бормочет Сандо Верзила. — Увековечь свою физиономию.

Мадемуазель — таково прозвище Семерджиева — парня с неприятным лицом. Он бывший однокашник приятелей. Учится в университете в Софии. Этих двух обстоятельств достаточно.

— Помнишь, — трагическим шепотом говорит Сандо Верзила, — когда на уроке истории я выпустил воробья; эта ябеда пошла к директору…

— А помнишь, анонимное письмо отцу, с указанием, где находится тайник с сигаретами! — прерывает его Сашо.

— А история с Райной! — припоминает Бандера. — Когда он к себе домой ее затащил…

— А тот гнусный донос в министерство на Душеньку (учителя по географии)! Комиссия приезжала…

— А…

Десять минут, насыщенных отвратительными воспоминаниями, разжигают жажду мести. И после всех этих пакостных дел — студент!

— Хорошую баню мы тебе устроим! — говорит Бандера, энергичный, как никогда.

— Утоплю его! — вскакивает Сашо. — Избавлю мир от подлеца!

Бандера властно его удерживает. Его осенила прекрасная идея. Подлецам надо платить той же монетой.

Приятели тихо отступают. Поле мщения находится только в ста метрах от них. Там постлано одеяло, на котором разбросано содержимое двух больших рюкзаков. Еда, одежда, шахматы, карты, футбольный мяч…

— Может, заберем, пригодятся? — подмигивает Сандо. Пренебрегаемые люди известны также своей алчностью.

— Ноги тебе вырву! — приглушенно рычит Сашо, понявший гениальный замысел Бандеры.

Месть начинается с банки джема. Густая липкая жидкость вытряхивается в полный разных вещей рюкзак Мадемуазели.

— От джема ему будет очень сладко! Положим теперь туда чего-нибудь кисленького, — и Бандера подает Сашо туристскую коробку, полную свежеприготовленной баклажанной икры.

Неожиданно, во всей своей разрушительной силе, начинает работать воображение Сандо Верзилы.

— Баклажанную икру надо залить маслом, вкуснее будет! — говорит он, и сам нетерпеливо выливает янтарную жидкость из бутылки в рюкзак.

Роясь в другом рюкзаке, Бандера обнаруживает баночку с майонезом, который, как известно, является неотъемлемой частью многих салатов и ассорти.

— Дай салат!

— А теперь песок и камни!

Рюкзак Мадемуазели становится похожим на помойное ведро, вынесенное из какого-нибудь первоклассного ресторана.

Но на этом месть не кончается. Достается и туфлям подлеца. Они набиваются остатками брынзы, смешанными с пахучей подсолнечной халвой.

Особенно отличается долговязый Сандо. Он решил вымазать повидлом все попавшие ему под руки книги. И выполняет он это с удивительным искусством, словно всю свою жизнь только и делал, что мазал книги повидлом.

Остается еще дорогой, из чистой мериносовой шерсти, свитер Мадемуазели. На нем вымещает свою злобу Бандера. Он находит в остальном багаже с десяток свежих яиц, заворачивает их в свитер и прыгает на нем.

Теперь следует заключительная часть отмщения. Небольшой футбольный матч. Трое приятелей разбрасывают багаж так, что под конец совершенно невозможно понять, что произошло, — побывало ли здесь стадо павианов или промчался смерч.

Чтобы избавить потерпевших от подобных сомнений, Бандера поступает по-рыцарски — находит лист бумаги, карандаш и пишет:

«Мерзкая блоха цыплячья… (остальной текст явно не подлежит воспроизведению на нормальном человеческом языке)… мы ждали и дождались!»

Листок прикалывается на видном месте.

— А теперь давай спрячемся и посмотрим! — предлагает Сандо Верзила, воображение которого исчерпано.

— Это мне не интересно! — заявляет Бандера, как человек, имеющий реальный подход ко всему.

— Пошли! — особенным тоном произносит Сашо.

Идут и снова ведут оживленную беседу. Сандо всхлипывает от радости, словно осуществилась сокровенная мечта его жизни. Бандера улыбается сдержанной улыбкой человека искусства, которого публично похвалили.

Только Сашо испытывает странные чувства. Его улыбка угасает, щеки горят.

— Поделом ему! — пытается убедить он себя, точно кадровик, сочинивший объективную характеристику своему любимому другу.

И все же настроение у него портится. Он чувствует себя униженным.

«Эх, Сашо, Сашо!»

14

Я испытывал новое, удивительное чувство полной гармонии, которое шло от тепла моего собственного тела, от моих движений, от невероятной ясности мысли, от картины окружающего мира — всего, что вливалось в мою душу.

Иван