Тривейн

– И все же они не идут ни в какое сравнение с правительством. А поскольку именно оно – самый крупный потребитель или, если вам так больше нравится, клиент «Дженис индастриз», то при желании между ними можно найти логическую связь...

– Нет, это не так! Если только клиентом не оказывается его собственная компания!

– Каждая точка зрения, мистер Тривейн, имеет свои визуальные, рамки. Когда вы смотрите на дерево, то видите только, как в его листве отражаются солнечные лучи. А я смотрю на то же самое дерево и вижу, как они проникают внутрь. И если потом мы попытаемся описать дерево, то получим совершенно разные картины, не так ли?

– Не вижу аналогии...

– Скорее отказываетесь видеть... Вы смотрите лишь на игру солнечного света на листве, не давая себе труда заглянуть под нее и узнать, что там происходит!

– Загадки всегда утомительны, и смею вас уверить, сэр, мне хорошо известно, что творится там, под листвой! Именно поэтому я и оказался в вашем доме при таких – не совсем обычных – обстоятельствах.

– Понятно! – кивнул Грин.

«Снова корчит из себя патриарха, – подумал Тривейн. – Милостиво внимает той чепухе, которую несет ученик».

– Понимаю, – повторил Грин, – и хочу вам сказать, что вы человек жесткий... И знаете себе цену.

– Я ничего не продаю и не нуждаюсь в оценке. Неожиданно старый еврей с силой ударил ладонью по ручке кресла и крикнул своим вибрирующим голосом, сверля Тривейна взглядом:

– Нет, продаете! Вы продаете самый презренный то-вар, каким только может торговать человек! Догадываетесь, о чем я говорю? Правильно, о благодушии и слабости, на которых вы играете! И вы это знаете лучше меня!

– Но особой вины при этом я за собою не чувствую... Если я и продаю что-то, так только идею о том, что страна имеет право знать, как тратятся ее деньги! Является ли трата необходимостью или это результат деятельности некоего индустриального монстра и его непомерной жадности! И этот монстр управляется группой лиц, которые единолично решают, куда должны быть вложены миллионы долларов!

– Школьник! Мальчишка! Все это детский лепет! Что значит «единолично»? Почему вы присвоили себе право определять критерии необходимости? Вы что, серьезно полагаете, что существует какой-то высший разум? Но если так, то ответьте мне, раби, где он был, этот высший разум, в семнадцатом году? А в сорок первом? А, скажем, в пятидесятом или шестьдесят пятом? Так я вам скажу где! Во всеобщем благодушии и слабости! И эта слабость, это благодушие были оплачены кровью сотен тысяч прекрасных молодых людей! – Внезапно Грин понизил голос. – Жизнью миллионов невинных детей, их матерей и отцов, загнанных обнаженными в цементные стены смерти. И не надо мне говорить ни о каком высшем разуме: так может думать только сумасшедший!

Подождав, пока Арон Грин немного успокоится, Тривейн сказал:

– Согласен с вами, мистер Грин, свидетельствую с полным уважением, но хотел бы заметить, что вы говорите о другом времени. Сейчас перед нами совсем иные проблемы, иная система ценностей...

– Чепуха! Доводы трусов!

– Атомный век оставил не так уж много места для героев...

– Снова чепуха! – откровенно рассмеялся Грин.

«Патриарх забавляется со своим непросвещенным учеником», – подумал Тривейн, глядя на смеющегося Грина, который сидел, расставив локти в стороны и сцепив руки.

– Скажите мне, мистер председатель подкомитета, в чем заключается мое преступление? Вы так мне толком и не объяснили!

– Вы знаете это не хуже меня: вы используете деньги не по назначению!

– Не по назначению или незаконно? – перебил Тривейна Грин, разъединяя руки и продолжая держать их перед собою ладонями вверх.

Прежде чем ответить, Тривейн сделал паузу, и, когда он заговорил, в его голосе явно звучало то отвращение, которое он испытывал к подобным трюкам.

– Такими вопросами, – произнес он, – занимается суд... Мы же только выясняем то, что в наших силах, и даем рекомендации... Как я подозреваю, «Дженис индастриз» занимается весьма нечистоплотной работой с целью получения выгодных контрактов или для того, чтобы контракты не достались другим... Они работают и среди рабочих, и среди высококлассных специалистов, и в конгрессе!

– Вы подозреваете? И только на основании подозрений строите обвинения? Я вас правильно понял?

– Я видел достаточно. И могу судить...

– А что вы видели, позвольте вас спросить? Людей, ставших богатыми без веских на то оснований? Неудачные начинания, оплаченные «Дженис индастриз»? И в этом вы узрели моральное разложение? Кому, ответьте мне, принесло вред то, что вы увидели? Кто стал таким уж коррумпированным?