– И оказались бы или под арестом, или в смирительной рубашке, – уверенно ответствует Павлов, – надеюсь, вы помните печальную судьбу Кассандры? Так у неё было значительно больше времени, да еще и статус царской дочки. А если я вас не убедил, то давайте проведём небольшой эксперимент… Но для его чистоты мне потребуется помощь присутствующих здесь отца Александра, доктора Голубева, генерала Келлера, а также нашего геройского штабс-капитана… Прошу вас, коллега, приступайте, – с этими словами Павлов жестом руки предлагает вступить в разговор Михаилу Николаевичу.
– Господа… – несколько волнуясь, начинает доктор, – я по роду своей профессиональной деятельности длительное время занимаюсь изучением и лечением различных психических расстройств. В разное время штабс-капитан Гуров-Томский и генерал Келлер после ранений проходили лечение под моим наблюдением. Могу сказать однозначно – они не страдают никакими душевными недугами. А работая под руководством Ивана Петровича, я бы непременно заметил у него психическое расстройство, если бы оно, конечно, существовало… В общем, я свидетельствую, как врач, что все трое не страдают никаким расстройством психики и находятся в трезвом уме и твердой памяти… Прошу, вас, отец Александр, продолжайте…
Батюшка, демонстративно не замечая недоуменного выражения лица великого князя, читает короткую молитву и окропляет присутствующих святой водой, после чего выносит свой вердикт:
– Я, дивизионный благочинный отец Александр заявляю, что присутствующие здесь лица не являются колдунами и не обуяны бесами…
Федор Артурович, встав из-за стола, выпрямляется в свой двухметровый рост и, сняв узорчатое покрывало, скрывавшее на столе, как выяснилось, его шашку, кладет правую руку на лезвие и торжественно заявляет:
– Ваше императорское высочество! Я, генерал-лейтенант граф Келлер, на этом клинке клянусь: всё, что вы сейчас услышите, правда и только правда, и присутствующие здесь желают только одного – спасти Россию и царствующую династию от страшной судьбы, которая ей уготована врагами внешними и внутренними!
Михаил Александрович, автоматически поднявшись в ответ на столь торжественное заявление, растерянно переводит взгляд с одного лица на другое и, наконец, буквально выдавливает из себя вопрос:
– Господа, может быть, кто-нибудь объяснит, что означает сия прелюдия?
– Сейчас, вы всё узнаете, ваше императорское высочество, – произносит Иван Петрович, успокаивающе подняв руку. – Но, прежде чем начать этот очень непростой разговор, нам было необходимо вас убедить, что присутствующие здесь в своем уме, не являются революционерами или вражескими агентами, пытающимися обманом втянуть вас в свои игры, и не одержимы нечистым… А теперь слово штабс-капитану Гурову, тем более что вам, Денис Анатольевич, уже приходилось об этом говорить…
Отступать нельзя, встаю, откашливаюсь и уже в который раз начинаю свою исповедь:
– Я, Журов Денис Анатольевич, тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рождения. Старший лейтенант Военно-космических сил Российской Федерации…
Михаил Александрович не просто ошарашен, он производит впечатление боксера, отправленного в нокдаун. А когда начинает трясти головой, пытаясь прийти в себя, сходство лишь усиливается. Но настоящий нокаут еще впереди. Павлов и Келлер буквально добивают великого князя, поочередно назвав тех, кто перенесся в их тела из XXI века, а затем, не останавливаясь, очень кратко и безжалостно излагают будущую историю России, все те неслыханные беды, которые ожидают империю и царскую семью в самом недалёком будущем.
Великий князь сидит, сжав голову руками, как будто боясь, что её разорвет на части, и подобно сомнамбуле повторяет одни и те же слова: «Не верю, не верю, ни единому слову не верю…» Затем вскакивает с места и пытается выбежать из комнаты. Но попытка бегства пресекается генералом Келлером. Он встает на пути Михаила Александровича, держа шашку за клинок рукоятью от себя, и очень почтительно, но с решительностью в голосе медленно, с паузами после каждого слова, произносит:
– Ваше императорское высочество, прежде чем выйти отсюда, я прошу вас дослушать до конца. В противном случае – зарубите меня моим же клинком, на котором я принес вам клятву!
А вот это явно не по сценарию! Опять эти верноподданнические завихрения у его превосходительства берут вверх над разумом. В те несколько секунд, пока рука великого князя застыла у эфеса, группируюсь, оценивая свои шансы на работу против клинкового оружия, в случае, если ситуация окончательно выйдет из-под контроля. В конце концов, мне Келлер в сто раз дороже, чем все великие князья, вместе взятые!..
Внутренняя борьба между эмоциями, готовыми буквально взорваться, и фронтовой закалкой и волей боевого офицера, привыкшего с шашкой наголо мчаться на атакующие цепи и захлебывающиеся огнем пулеметы, длилась еще мгновение. Затем Михаил Александрович делает шаг назад и нехотя возвращается на своё место.
Доктор Голубев уже наготове. Буквально из ничего перед великим князем появляется стакан, наполненный жидкостью, издающей легкий аромат трав.