Триумф Великого Комбинатора, или возвращение Остапа Бендера

- Это я уже слышал! - вспыхнул капитан. - А ну молчать! А может ты не просто контра, - предположил он, - а притаившийся враг народа? Или того хуже - наймит Антанты? А? Вот где надо разобраться... И хорошенько надо разобраться.

- Вы же помните, - захлебываясь в страхе, прошептал Ираклий Давыдович, - тогда еще снег шел. Ведь так? Так.

- А ну - молчать! - крикнул чекист так, что в жилах у наймита Антанты застыла кровь. - Хватит мне тут!..

Из возникшей возле орехового шкафа бумажной кучи он взял листок c надписью: "Протокол допроса".

- Ну, сволота контрреволюционная, начнем. Фамилия?

Альберт Карлович вновь закурил, а Ираклия Давыдовича передернуло. Он попробовал приоткрыть дрожащий рот, но губы были, словно приклеенные и вместо того, чтобы дать волю рашпильному языку, держали его в неволе. Уши заложило и они начали еле заметно вращаться.

- Фамилия, - громко повторил грозный следователь.

- Суржанский я... - губы неожиданно расклеились и так же быстро сомкнулись.

- Созна-аешься! - c уверенностью прошипел следователь. - Не такие кололись. Имя, отчество.

- Ираклий Давыдович, - выдавили побледневшие губы.

Партийная совесть поджала хвост и предательски безмолствовала.

- Социальное положение?

Пошла стандартная процедура допроса, общая для всех округов страны c территориально-милицейскими формированиями. Гражданин Суржанский быстро освоился и отвечал на вопросы следователя более уверенно. Простые человеческие чувства вновь соединились c партответственной душой, насквозь пропитанной последними решениями немешаевского партактива.

Дойдя до "Есть ли родственники за границей?", следователь отложил в сторону ручку. "А к чему все эти формальности? подумал он. - Все равно этот тип - участник меньшевистского заговора. Очень кстати..."

- Слушай сюда, контра, - сказал он. - Если ты мне сейчас не скажешь, кому, когда, где, при каких обстоятельствах и за сколько продал самое святое, что тебе доверила партия, я из-под твоей вражьей шкуры все повытаскиваю и твоим дружкам, антантским собакам, скормлю. Ты понял, ишак подорванный?

Ираклий Давыдович покорно кивнул и изобразил на своем лице полное понимание.

- Кому, оленевод твою мать, партийный билет продал? еще раз спросил следователь и, достав из кобуры револьвер системы Смит и Вессон, почесал им затылок.

- Клянусь честью, я не продавал! Я не продавал, гражданин следователь, слово коммуниста... Понимаете, в среду утром, вы помните, тогда еще снег шел, такой большой снег, мокрый, билет у меня был. Я помню, был. Ведь так? Так.

- Ты что мне тут горбатого к стенке лепишь?

- Я не леплю, товарищ следователь.

- Как же не лепишь, когда лепишь?

- Понимаете, в среду утром...

- Нет, этот оленевод меня запарил!

- ...вы помните, тогда еще снег шел, такой большой снег, мокрый...

- Видимо ты, волчина контрреволюционная, так ничего и не понял. Ну что ж, придется чистить харю!

C этими словами и прыгающей ядовитой усмешкой на лице Альберт Карлович буквально вылетел из-за стола и приземлился рядом c телом контрреволюционной волчины. Тут он вытащил из кобуры револьвер, крутанул пару раз вокруг пальца и начал трясти оружием перед потной физиономией Суржанского.

"Будет бить!" - сообразил Ираклий Давыдович и зажмурил глаза.

Но обстоятельства сложились так, что в тот самый момент, когда резиновый кулак капитана Ишаченко размахнулся для стимулирующего удара, дверь кабинета отворилась и на пороге, c папиросой в зубах, картинно появился выбритый начальник немешаевского ОГПУ товарищ Свистопляскин. Несмотря на то, что фамилия у начальника была дворницкая, его очки c серебрянными оглоблями, сидели на весьма интеллигентных ушах. Весь его вид как бы говорил: "Я ни разу в жизни не бил человека. А те, кого бил, ну разве это были люди?"

- Ты подготовил докладную записку? - спросил начальник управления.

Капитан Ишаченко оправил гимнастерку, вытянулся по струнке, параллельно линии стояка вешалки и шаркнул ногами так, что по кабинету пронеслось раскатистое эхо.

- Никак нет, Роман Брониславович, я...

- Пора бы уже заканчивать, Альберт. - Начальник управления затянулся папироской. - Сам понимаешь, c этими кооперативщиками пора кончать. А чего тянуть? Дело ясное... Что тут у тебя? Товарищ Суржанский, вы к нам?

- Вот полюбуйтесь, Роман Брониславович, - тыкая пальцем в обалдевшую морду Суржанского, сообщил Ишаченко. - Вражина. Продал Антанте билет партийный.

- Так, так, - сдвигая на лоб очки, удивленно пробормотал Роман Брониславович и, сделав небольшую паузу, добавил c радостным вздохом: - Эхва! Очередную, значит, контрреволюционную сволочь поймали. И когда ж вы, гады, успокоитесь? А? Ведь бесполезно же. Бесполезно. Сколько вас в СЛОН, на Вишеру поотправляли... Ан нет, все равно лезут, вредят.

- Так точно, товарищ начальник, вредят, - вздохнув, сказал капитан. - Факт на лицо!

- Очень мило! Нормальный ход! - скрипуче тявкнул начальник. - Мы, значит, уничтожаем остатки контрреволюции, а вы, Ираклий Давыдович, теряете партбилет? Очень мило! Нормальный ход!