Триумф рыцаря

Но признался себе, что всегда хотел эту женщину. А каково еще назначение супруги, как не удовлетворять потребности мужчины? Игрейния считает, что она в безопасности. Что над ней не сотворят никакого насилия. Наоборот, даже защитят От любых бед и невзгод.

Эрик попытался себя убедить, что его гнев не имеет никаких разумных причин. Он нервничал, злился, а потому кричал на нее, отталкивал от себя и винил за то, в чем она была совсем не виновата.

Он до сих пор бушевал. И был напряжен больше, чем обычно.

Дверь в ее спальню он открыл ударом ноги, хотя понимал, что треск распахиваемой створки прекрасно слышен в зале. Игрейния дрожала в его руках, но когда он наклонился к ней, то увидел, что она неотрывно смотрит на него. Фиалковые глаза так сильно потемнели, что казались не светлее копны ее черных волос. В них были вызов и ненависть. И все же…

В них читалось что-то еще.

– Вот мы и пришли… в мою клетку, – проговорила она еле слышно. – Теперь оставьте меня и заприте дверь.

Эрик поставил ее на ковер перед очагом и, вцепившись в каминную полку, смотрел, как поблескивали темные локоны на фоне небеленого полотна. И опять вспыхнул от гнева, да такого сильного, что сам удивился.

– Что же вы такое вытворяли? – Голос показался грубым даже ему, словно это был боевой клич на поле брани.

Игрейния резко повернулась, и в фиалковых глазах заплясали отсветы огня.

– Я? Повиновалась всем приказам прославленного, непобедимого воителя. Вы отволокли меня вниз на свой праздник, и я пошла. Велели мне пить – я пила. Приказали петь – я пела.

– Про жалких оборванных дикарей?

– Если вы так поняли песню, это ваше дело. Значит, вы сами видите себя таким – я тут ни при чем, – парировала Игрейния, и ее слова ударили Эрика острее клинка.

– Торчали перед камином в ночной рубашке! О чем вы только думали? Надеялись, что мужчины растают, оценивая прелести вашей фигуры?

– Неправда! – Она, возмущенная, стиснула кулаки. – Вы сами настояли, чтобы я встала.

– Не лгите, миледи! Вы прекрасно понимали, что делали! Любой мужчина в зале мог любоваться изгибами вашего тела и каждой сокровенной деталью! – Шотландец отошел от камина, сорвал с себя накидку, швырнул ее на пол, сел на стул у огня и снял сапоги. – И что это за чудная манера танцевать?

– Это ваши танцы.

– Вы улыбались, хохотали с партнером!

– Вы мне не приказывали вести себя грубо. – Игрейния вызывающе повернулась к Эрику. Он сидел босой, без чулок. И вдруг яростно сорвал с себя рубашку и швырнул поверх сапог.

– Негодная развратница, вы со всеми заигрывали!

– Вы сами притащили меня туда, чтобы я восхищалась, как вы преуспели в кровопролитии, – отбивалась она. А затем задала вопрос дрогнувшим голосом: – Скажите на милость, чем вы занимаетесь и почему не уходите?

Шотландец сидел перед камином, и отблески пламени играли на его лице и груди.

– Разве не понятно? – бесстрастно проговорил он. – Я сегодня вообще не собираюсь уходить.

Игрейния застыла, стараясь не выдать охватившего ее чувства. Эрик ждал яростных криков, сопротивления, злости и приготовился ее утихомиривать. Но она стояла и молчала: изящное лицо побледнело в вечерних сумерках, глаза неотрывно следили за ним, густые, блестящие словно вороново крыло волосы рассыпались по плечам.

– Ну так что? – спросил он. – Так и будете стоять? Она ответила не сразу:

– А что мне делать? Не думаю, чтобы ваши люди забыли здесь острый кинжал, который я могла бы всадить вам в сердце. Прикажете выпрыгнуть из окна?

– Не прикажу, – спокойно отозвался шотландец. Все было так, как он говорил. В камине горел огонь, и по стенам метались тени. Кружева рубашки открывали впадинку на ее шее, тонкая ткань подчеркивала изящные изгибы тела. Эрик покосился на полные, красивые груди, а розовые соски он уже видел раньше. Талию прятала тень, зато блик света выделял пышность бедер. Он мог представить – или различал на самом деле? – темный треугольник между ее ног.

– Итак? – буркнул он, разглядывая стоявшую перед очагом женщину.

И подмечал все больше и больше. Она не была такой спокойной, какой хотела казаться. Наоборот, дрожала точно лист на ветру. Ночь, огонь и, вероятно, его взгляд делали свое дело. Заостренные и твердые, как камешки, груди невероятно манили его к себе. Она сжала кулачки так, что ее ногти впились в ладони.

– Чего вы хотите, сэр? Чтобы я бросилась вам на шею? Не кажется ли вам, что ваша просьба… то есть ваше требование… несколько чрезмерно?

Весь его гнев испарился, как и не было.

– Да, именно этого я и хочу.