Триумф «попаданцев». Стать Бонапартом!

Так и оказалось. Гарнизоны Эгилетта и Балагье, оставшись без защиты перед французами, покинули форты еще в момент взятия Мюльграва. А к утру побежали защитники всех остальных позиций (правда, к этому времени генерал Лапойп со своей стороны тоже пошел на штурм и взял один из фортов на другой стороне города, что тоже сказалось — справедливости ради надо отметить). Паника и дезорганизация были такими, что отступающие не смогли даже толком уничтожить бросаемое военное имущество — только некоторые суда были взорваны да подожжен арсенал (без особых последствий). А заодно союзники (а кроме англичан и испанцев к тому времени в их число входили заявившиеся позже неаполитанцы и пьемонтцы, ну, помните: королевство Пьемонт-Сардиния?) при отходе взяли на борт множество гражданских беженцев и… высадили их на безжизненных островках у входа в тулонскую гавань. Этак по-джентльменски…

18 декабря республиканская армия вошла в Тулон. И начала зачищать город от «контрреволюционных элементов». Из песни слов не выкинешь. Депутат Фуше (уж не будущий ли министр полиции?), будучи одним из комиссаров Конвента в те дни в Тулоне, писал 23-го в Париж Колло-де-Эбруа: «Мы можем отпраздновать победу только одним способом. Сегодня вечером двести тринадцать бунтовщиков перешли в лучший мир… Прощай, мой друг, слезы радости застилают мне глаза — они наводняют всю мою душу». Характерное письмо. Можно не комментировать. Правда, по сообщениям информаторов, Бонапарт и его артиллеристы в этом участия не принимали — они держали под обстрелом последние уходящие из гавани корабли интервентов и спасали от пожара Арсенал. Но, тем не менее, комиссары в донесениях к Конвенту оценивают деятельность Наполеона в самых превосходных степенях, невзирая на некоторую аполитичность, так сказать…

Дюгомье тоже писал в эти дни: «Огонь наших батарей, руководимых величайшим талантом, возвестил неприятелю гибель». А ведь не политик какой — боевой генерал.

Да и непосредственный начальник Наполеона — Жан дю Тейль — 19 декабря в письме к военному министру сообщил: «Мне не хватает слов, чтобы описать тебе заслуги Бонапарта: множество знаний, высокая степень интеллигентности и бесконечное мужество — вот, хотя слабое, представление об исключительных способностях этого редкого офицера. От тебя, министр, зависит использовать их на славу Республики».

22 декабря Бонапарту было присвоено звание бригадного генерала.

Что забавно — он получил это звание, прослужив восемь лет, из которых половину провел частично в длительном отпуске, а частично — вообще в самовольной отлучке. Недурная карьера для двадцатичетырехлетнего выходца из захолустной южной провинции…

Пожалуй, стоит отметить еще один момент, характеризующий нашего фигуранта… Во время начала контрбатарейной борьбы одна из устроенных им батарей была настолько сильно обстреливаема противником, что орудийная прислуга с нее бежала, а сам храбрейший воин Карто решил запретить вести с нее огонь. Так что сделал Бонапарт? Он нарисовал табличку: «Батарея бесстрашных» — и установил столб с этой табличкой на той самой батарее. Затея себя оправдала: под такое знамя со всего осадного лагеря собрались самые безбашенные добровольцы, и батарея после этого сделалась среди солдат тулонской армии знаменитой…

Запись третья.

Ну-с, имеем новую порцию информации из Европы. Прогресс кораблестроения делает свое дело.

Что же нам пишут?

Получив генеральское звание и не дожидаясь подтверждения этого из Парижа (последовавшего только в феврале), Бонапарт испросил длительный отпуск по состоянию здоровья и семейным обстоятельствам. Что, в общем, вполне можно понять после тулонского напряга и по ситуации с его семьей. Но вместо отпуска ему дали новое назначение.

Как-то даже не оригинально…

26 декабря комиссары Конвента — тоже не дожидаясь подтверждения о присвоении звания — поручили ему произвести наивозможно быструю ревизию побережья от устья Роны до Ниццы. При этом он должен был сформировать несколько отрядов морской артиллерии и учредить, кроме того, суд для устранения господствовавших в армии злоупотреблений. Помимо этого ему было поручено поставить пламенные печи повсюду, где только он признает нужным. Он должен был, наконец, осмотреть еще форты Св. Николая и Сен-Жана в Марселе и привести их в состояние, годное к обороне, усилив на них артиллерию.

Да… Буквально иллюстрация к тезису о том, что инициатива должна быть наказуема. Хотел быть генералом? На — получи!.. Но, по крайней мере, с семьей в Марселе он повидаться смог. Поскольку уже 28 декабря осматривал там вышеназванные укрепления.

А по результатам осмотра написал отчет, который едва не вышел ему боком. Корреспондент Падре как-то ухитрился получить копию с этого документа. Вот выдержка из этого письма, говорящая о главном: