– Конечно, сам. У него в приемной всегда находилась Елизавета Трофимовна, бессменный страж его покоя. Она все знала, все помнила, никогда и ничего не забывала. Ее заменить было просто невозможно. Насколько я понял тогда, он искал молодую женщину для работы в общей референтуре, и я порекомендовал ему Рыдванову.
– Он потом ничего вам не говорил о ней?
– Нет, конечно. И с точки зрения проверки все было гораздо проще. У нас ведь тоже режимное предприятие, и, прежде чем принять Рыдванову, мы ее проверяли. Я помню, что у нее был друг, такой высокий художник. Я видел их однажды вместе на какой-то презентации. Очень запоминающийся и колоритный тип.
– И вы обратили внимание на ее спутника?
– Он выделялся среди остальных.
– Мы с ним беседовали, – вставил Савченко, – но он уверяет, что уже достаточно давно порвал с Рыдвановой и теперь у нее появился новый ухажер. Вы, случайно, не знаете, кто именно?
– Понятия не имею. Тем более если она работала не у меня. Нет, я о ней ничего больше не слышал. Я еще помню, что когда к нам приезжал Геннадий Бушуев, муж моей племянницы, он тоже обратил внимание на Рыдванову. На нее невозможно было не обратить внимания. Он тогда еще сказал, что может взять ее к себе в министерство. Но потом так сложилось, что она перешла к Николаю Антоновичу.
– Вы уже много лет член этой семьи, – напомнил Дронго, – можно задать не очень корректный вопрос?
– Давайте, – согласился Сабитов.
– Как вы считаете, у Николая Антоновича могли быть какие-нибудь более близкие связи с Рыдвановой, чем просто служебные отношения?
– Нет, – рассмеялся Сабир Валеевич, – категорически нет. Он был такой сухарь и педант. Для него во всем мире существовали только две женщины – его жена и дочь. И больше никто. Хотя нет. Я выразился неправильно. Сейчас появилась третья женщина. Его внучка. Нет, нет. Это абсолютно исключено.
– У нее были друзья или близкие знакомые на вашем предприятии? – уточнил Дронго.
– Наверно, были. Но я не знаю. Может, в отделе кадров. Но она достаточно давно от нас перешла. Я думаю, что лучше искать ее подруг по новому месту работы. Но если хотите, я наведу справки.
Дронго согласно кивнул. Сабир Валеевич поднял трубку и попросил зайти Ашота Арменовича к себе.
– У меня еще вопрос, – сказал Савченко, – сколько она у вас получала? Какую зарплату?
– Тридцать тысяч. Если не ошибаюсь. С премиями, может, даже сорок, – сообщил Сабитов.
– И она существовала на эту зарплату в Москве?
– Вы напрасно считаете, что везде получают большие зарплаты, – недовольно заметил Сабир Валеевич. – Вы наверняка знаете среднюю зарплату по стране. Но у нас бывали и ежегодные премии в размере оклада. Все остальные живут примерно в одинаковых условиях. И учтите, что она была одна, без семьи.
– Но она должна была еще платить за жилье, – возразил Савченко, – а в центре Москвы снять комнату не так легко. Половина ее зарплаты наверняка уходила только на эти расходы.
– Возможно, – согласился Сабитов.
– Интересно, какая у нее была зарплата в Кабинете министров? – спросил полковник, обращаясь уже к Дронго. – Вы ведь с ней беседовали. Наверняка уточнили?
– Она получала там в два раза больше, чем здесь, – вспомнил Дронго, – я у нее спрашивал.
– Это и не удивительно, – сказал Сабир Валеевич. – Там работает наше правительство, а у нас предприятие на частные деньги.
Секретарь доложила, что пришел начальник отдела кадров Мнацаканян, и Сабитов разрешил ему войти. Ашот Арменович был грузным, полным мужчиной лет пятидесяти пяти с крупным носом, большими выразительными глазами и пышными кавказскими усами.
– Садитесь, – предложил Сабитов, – наши гости из ФСБ интересуются Вероникой Рыдвановой.
– Она уже давно у нас не работает, – сразу ответил Мнацаканян, – вы же знаете, что она перешла на работу в Кабинет министров.
– Может, у нее были друзья или близкие знакомые? – уточнил Сабир Валеевич.
– Была Родионова. Но она уехала весной в Новосибирск. Муж у нее был военный, его перевели туда. Еще художник Мельников. Он один раз у нас поскандалил в проходной, когда его не пустили к нам без пропуска. Я даже хотел вызвать милицию. Извините, полицию, – поправился Ашот Арменович. – Он просто хотел пройти без разрешения, а у нас строгий режим. Вот он и устроил безобразную сцену. Такого доморощенного гения не пустили к его девушке.
– Чем все закончилось?
– Вышел наш заместитель директора. Оказалось, что он немного знает этого художника. Тот сразу успокоился. Видимо, для творческого человека важно подтверждать его статус узнавания, – философски заметил Мнацаканян.
– По-моему, это важно каждому индивиду, – улыбнулся Дронго, – но вы правы. Творческие натуры реагируют гораздо сильнее на признание и непризнание их статуса.
– Она работала у вас несколько лет, – напомнил Савченко. – Вы можете ее охарактеризовать? Если, конечно, помните.