– Что ты, Беник, говоришь, когда меня хлещешь, ты переведи мне!
– Я говорю: «Дорогая, как ты прекрасна и я тебя никому не отдам!» (Ещё бы! Такая дура очень даже может пригодиться, Акопыч наказал.) Это – счастье, что мы встретили друг друга. Но я стесняюсь признаваться тебе по-русски!
– Не стесняйся, Бенчик, делай со мной что тебе хочется, только я уже не в силах. Перенесём на вечер. Давай спатки! Мне ведь – на работу, хотя я могу прийти на работу позже или вообще не пойти. У меня – ненормированный рабочий день….
…Неделя прошла в доме Царицы Тамары, как во сне. Днем Бен отсыпался и отъедался деликатесами (Холодильник Тамара забивала продуктами из «спецмагазина» типа инвалютной «Берёзки», не для «пипла»), а ночью работал, как шахтёр, в две смены… От избинний своей «царицы» (вслух) и «дуры безмозглой» (мысленно или на армянском) уже болели ладони, словно он внатуре отрабатывал смену в шахте…
Но вот Тамара вручила Бену долгожданную бумагу: Решение Президиума ВС по делу гр-на Арутчева и т.д., где предписывалось все решения Горсовета Баку отменить и т. д. и тому подобное… дом вернуть законному владельцу… исполнение доложить… на контроле у референта Шевченко Т. И.
Спасибо тебе, дорогой товарищ Шевченко Т. И., даже, если ты, тов. Шевченко – баба, на сто процентов!
А Бен получил полную САТИСФАКЦИЮ, что, в переводе, означает – удовлетворение.
В родном Калининграде Бена Арутчева встретили Коля Буторин и Акоп Арутович Кочумян, как героя с поля сражений.
Но на этом история с «Царицей Тамарой» не закончилась…
Над серой и неприглядной пятиэтажкой, именуемой в народе «хрущёвка», метровыми, железными, ржавыми буквами растянулась агитка: «НАРОД И ПАРТИЯ – ЕДИНЫ!». Напротив, на станции «Скорой помощи» – ещё один лозунг: «ПАРТИЯ – НАШ РУЛЕВОЙ!»
На каждом предприятии обязательно был партком и был «второй отдел»… (почему он «второй» – никто не знал и знать не смел), который ещё называли «Особый»…Но, как его не назови, а всем было ясно – «гэбисты»… И вот эти две структуры были едины в целях и задачах: держать этот самый «народ» в жёсткой узде и полном надзоре. А он, народ, был в этой компании объектом пристального внимания, но не субъектом пресловутого ЕДИНСТВА…
Какое может быть единство у волка и трепетной лани?
Наши бабушки и дедушки с трепетным вожделением вспоминают копеечные счета из ЖКХ, дешёвые лекарства и пенсии, достигающие уровня инженерского оклада (120 рублей!). (А, если всю жизнь простоял у одного станка, на одном и том же предприятии, то добавляли к пенсии ещё аж 12 рублей!) Ну, и ещё – бесплатное образование… Бесплатные путёвки в санатории от профсоюза… Дешёвая колбаса, водка и сигареты…
Но, к нам, в СССР, ни разу не прилетали марсиане или другие добрые инопланетяне, чтобы оплачивать все эти «бесплатные» халявы. «Проклятые, загнивающие» капиталисты тоже не трясли мошной для нашего благоденствия. Так какими же средствами оплачивались вышеуказанные блага социализма? А они оплачивались нашими дедушками и бабушками. Секретные работы наших экономических светил вывели средние цифры зарплат на то время. И они составляли, примерно, в десять раз большую цифру, нежели оклады по Стране. Но, там, наверху, партийные одры свято следовали заветам «добренького» дедушки Ленина: держать народ впроголодь!
Принцип Парижской Коммуны – министр и дворник получают равную зарплату, ибо имеют равные физиологические потребности был заявлен Лениным в числе первых его Указов. Однако быстро был «замылен» (с учреждением ЧК) и остался в действии до сего дня только в части, касаемой категорий от дворника до инженера. Ибо в 52-х томах ленинских опусов сквозит другая, секретная его установка: «народ должен жить впроголодь, только тогда он будет устремлён к улучшению своего благополучия путём активного сотрудничества с властью»…
Как в воду глядел!
И был только один путь подняться над планкой – вступить в «Ложу», то бишь – в партию и принять все её правила игры: продать душу дьяволу, Сатане и до конца жизни не иметь собственного «Я». Ведь партия – это диктаторское орудие правления всем народом. Даже круче, чем религия. Там – согрешил, исповедался, покаялся, исполнил епитимью, скажем, – сто поклонов и чист, аки агнец новорожденный.
Другое дело – партия. Тут, ежели проявил строптивость или, упаси бог! – инициативу, то, вначале, после трёпки, будешь жить с «чёрной меткой» («строгачом»), зафиксированной в анналах, до гробовой доски. Ну, а если стая лишит тебя партбилета, то ты уже, практически, не жилец в среде борцов за светлое будущее. Ты – изгой! В твоей анкете – пожизненно! – стоит тавро: «состоял… исключён…» и скажи «спасибо», если не «заключён»….
Посему, в компартию попёрли валом лодыри, карьеристы, неудачники и малообразованный плебс… Немногие вступали по нужде, для профессионального роста. Других протащили за уши (через «заушное» образование) в начальство, надев намордник, узду «члена партии»…
«Узда – часть упряжи – ремни с удилами и поводьями, надеваемые на голову лошади (или верблюда, мула, осла и др.)»9.