Тристан и Женевьева (Среди роз)

– Стены нуждаются в ремонте, а среди наших крестьян так много убитых и раненых, что оставшиеся в живых не хотят отрываться от земли, чтобы участвовать в восстановлении замка, хотя у некоторых безусловно есть такая возможность. Мы должны решить, кого привлечь к этой работе, и кому, таким образом, будет нанесен ущерб? К тому же стоит вопрос о солдатах. Нам нужно набрать довольно много людей. Какие семьи вы удостоите этой чести?

На столе лежало перо, Женевьева взяла его в руку и легонько постучала им по пергаменту с расчетами.

– Что касается стен, сэр Гэмфри, то здоровых, трудоспособных мужчин, привлеченных к работам, должно разделить на две группы. Они будут меняться через день, чтобы никто из них не был в убытке. Я спрошу совета у Томкина, кого следует принять на службу в качестве стражников и солдат. Джилса из кухни, по-моему, стоит продвинуть на место Майкла, ибо он хорошо знает замок и все хозяйство. Сэр Гэмфри, не будете ли вы так любезны поговорить с ним, я хотела бы видеть его здесь, уже сегодня. И скажите Томкину, чтобы он присмотрел за тем, как будут распределены люди, чтобы мы были готовы в любую минуту встретить новую атаку.

Сэр Гэмфри, удовлетворенно кивнув в знак согласия, низко поклонился Женевьеве и удалился, чтобы позвать Джилса. Женевьева проследила за тем, как он вышел из комнаты и, почувствовав на себе взгляд молодого священника, обернулась к нему.

– В чем дело, отец Томас, – спросила она отрывисто. – Я предвижу ваше неодобрение. Чем я обидела вас, что я сделала неправильно?

Он подошел к мутному окошку, выходившему во внутренний двор. Солнце едва поднялось над горизонтом и осветило розовыми лучами руины кузницы. Отец Томас отвернулся от окна.

– Я был крайне огорчен тем, что вам придется использовать свою красоту для того, чтобы обольстить и заманить в ловушку лорда Тристана де ла Тера, но тогда я не смог противостоять большинству. Теперь же мне стало известно, что вы нанесли собственной рукой удар и приказали, чтобы рыцарь-христианин был погребен без приличествующего обряда.

Женевьева почувствовала, как лицо ее заливает румянец.

– Отец Томас, я поразила человека, который собирался убить Томкина. И я не получила от этого удовольствия, но была вынуждена так поступить. Возможно, я была неправа, приказав столь бесцеремонно обойтись с его телом, но я была очень расстроена, когда отдавала распоряжение. Это все, отец? Я буду присутствовать на обедне и надеюсь, вы понимаете, что я, прежде всего, должна молиться о себе и своих близких, а уж потом о своем враге.

Отец Томас упрямо покачал головой и глядя ей прямо в глаза начал было:

– Дитя мое…

Женевьева раздраженно швырнула перо на стол.

– Пожалуйста, отец, не говорите мне «Дитя мое»! Я делаю все, что в моих силах, что должна делать хозяйка такого большого поместья в эти тяжелые дни.

Он улыбнулся в ответ и, подойдя к столу, приподнял ее подбородок.

– Поверь, я искренне тебе сочувствую. Это достаточно трудно для тебя, верно? Потерять отца, жениха… Ответственность, легшая на твои плечи слишком велика…

– У меня не такие уж и хрупкие плечи, отец Томас, – тихо сказала Женевьева.

Он снова улыбнулся и отошел от нее.

– Я беспокоился за тебя, Женевьева. Вчера я молился, чтобы с тобой ничего не случилось. Это был рискованный план. Теперь же я молюсь, чтобы убийца не жил в тебе, и ты избавилась бы от страшного воспоминания, ибо я знаю тебя. Я чувствую, что мы поступили бесчестно и это тяжким бременем лежит на моей совести.

– А что значит поступить честно? – обвиняюще спросила Женевьева. – Были ли они честны, нападая на Эденби безо всякого повода?

Священник вздохнул.

– Твоему отцу была предоставлена возможность сдаться, сохранив свое положение, выжить. Все, что ему было необходимо сделать – это удовлетворить требования Тюдора.

– Отец! Было бы бесчестно нарушить однажды данную клятву. Мой отец присягнул Ричарду, а верность это не та штука, которую легко может унести первый же порыв ветра.

– Возможно, однако ланкастерцы сражались по правилам, а мы нет.

– О каких правилах вы говорите, отец, когда речь шла о жизни и смерти? – упрямо возразила Женевьева. – Разве это по правилам, видеть, как огонь пожирает постройки, где в это время находятся наши люди? И разве правильно было держать на руках смертельно раненного отца? Мы сражаемся тем оружием, которое имеем, отец Томас. Испытали ли ланкастерцы раскаяние, кода погиб мой отец? Почему же мы должны сожалеть о смерти их лидера? Победа стоит дорого, но не так дорого, как поражение.

– Хорошо сказано, – согласился священник и наклонил голову. – Но я все-таки хотел бы получить разрешение вернуть лорда Тристана его людям, для соответствующего погребения. Сегодня утром от них пришел посланник и потребовал его останки.

Женевьева махнула рукой.

– Делайте, что хотите, – она тяжело вздохнула. – А теперь оставьте меня, я хотела бы посчитать убытки, осмотреть повреждения и выяснить, в каком состоянии находятся наши укрепления. Кроме того, мне интересно, что происходит на полях, ибо я не хочу, чтобы мы умерли от голода в эту зиму.