Антонина чувствовала его руки, сильные руки мужчины, который ведёт тебя и решает твои проблемы. Когда Илья посадил её в поезд и, оттеснённый толпой, отошёл в сторону, она ощутила лёгкое разочарование, что их встреча была такой мимолётной.
Электричка тронулась.
— В субботу приезжай, — крикнул он на прощание.
Ноги у Антонины ослабли и сделались ватными. Чтобы не упасть, она прислонилась к стенке. Она стояла в прокуренном тамбуре и прижимала к груди банку парного молока.
Антонина всегда выглядела моложе своих лет и, когда подружки начали встречаться с мальчиками, была ещё не сформировавшимся, угловатым подростком. Всё её время занимала учёба. Она была лучшей ученицей, лучшей студенткой и аспиранткой, откладывая личную жизнь на потом, когда получит образование и у неё появится больше свободного времени. А после она осознала, что время безвозвратно упущено. Пока она защищала кандидатскую, подруги вышли замуж и обзавелись детьми. Теперь у них были другие заботы и интересы. Они всё реже виделись, ограничиваясь телефонными звонками.
Романтическая любовь, которую девушки переживают в юности, шквалом обрушилась на Антонину с опозданием на десять лет.
Встреча с Ильёй казалась невероятной, как всегда кажется невероятной первая любовь.
Горячка встреч сменялась агонией расставаний. Безумие прикосновений, объятий, поцелуев чередовалось с пыткой ожидания мгновений счастья. Здравый смысл и трезвый расчёт были скомканы и отброшены прочь, как ненужная ветошь.
... Жаркий шёпот в полутёмном коридоре:
— Подожди, не здесь. А вдруг нас услышат?
— Ну и пусть. Кому какое дело?
— А если кто-нибудь выйдет? Ты с ума сошёл.
— А кто меня свёл с ума?..
... Солнце просеивается сквозь листву берёз. Кроны мерно покачиваются, и кажется, что деревья движутся в медлительном хороводе.
Губы пахнут малиной. С жалобным треском ломаются ветки.
— Сумасшедший. Тут же крапива.
— Плевать. Ты мне нужна прямо сейчас...
... Терпко пахнет свежее сено. От него идёт тепло, и оно колется сквозь тонкий ситец сарафана.
— Ой, вон корова идёт.
— Чего ты испугалась, дурёха? Она сюда не залезет.
— Я боюсь коров.
— Со мной ничего не бойся.
Его рука скользит под сарафаном по её бедру. Сено мягко пружинит и шуршит.
— Знаешь, Тонечка, дело твоё, но мне кажется, что Илья тебе не пара, — осторожно начала разговор Евдокия Степановна.
Антонина напряглась, как натянутая струна, вот-вот готовая лопнуть. Она ожидала этого разговора. По подчёркнуто холодной вежливости, с которой Евдокия Степановна обращалась к Илье, Антонина поняла, что мать не одобряет их отношений.
— Конечно, он простой тракторист и не имеет университетского диплома, — с сарказмом сказала Антонина.
— Диплом тут ни при чём, — поджав губы, возразила Евдокия Степановна.
— Именно поэтому ты при нём сервируешь стол, как в учебнике по этикету, с тремя вилками. Думаешь, я не понимаю, что ты хочешь унизить его, показать, что он лезет не в свой круг? В этом, по-твоему, интеллигентность? — разозлилась Антонина.
— Девочка, неужели ты не видишь, что он просто красивый самец? Вам с ним даже говорить не о чем. Его интересует только плотское.
Антонина взорвалась. Сколько ещё она могла быть послушной девочкой? И к чему эти фальшивые разговоры про устройство личной жизни? Стоило ей полюбить, как тут же нашлась тысяча причин, почему её избранник пришёлся не ко двору. Она зло сощурилась и, чеканя каждое слово, произнесла:
— Я горжусь тем, что нашёлся мужчина, которого я интересую, как женщина.
Хлопнув дверью, она выбежала во двор.
— Что это ты, Илька, задумал? Тебе что, наших девок мало? Кажен день к дачникам шлындаешь! Чем уж она тебя приворожила? — ворчала мать Ильи, шинкуя капусту.
— Она, мать, кандидат наук. Это звучит гордо. Ты по своей деревенской серости хоть слова такие знаешь? — улыбнулся Илья.
Он любил раззадорить мать, нарочно подшучивая над ней.
— Да хоть раскандидат. На кой тут в деревне её книжки? Коровам нотации читать? Тебе уж давно пора жениться и остепениться, а не шашни заводить.
— Так вот я и женюсь. Нарожаем тебе академиков, — Илья озорно подмигнул.
— Я те женюсь! Всё у тебя хиханьки да хаханьки. Жену надо с умом выбирать, чтоб хозяйка была и по дому, и в огороде. Мы и без учёности прожили.
— Сердцу не прикажешь. Может, у меня любовь? — Илья продолжал подначивать мать.
— Я те покажу любовь, паршивец! У тебя кажный месяц новая любовь, а корову матери доить. Уж когда только мне покой будет?! Мне б помощницу на старости лет. Я те дам любовь! — мать стала гонять Илью по кухне, охаживая его полотенцем. Он, по-мальчишески хохоча, увёртывался, пока наконец ему не удалось вынырнуть во двор.