Бидерман. Короче говоря, господа, мне все это надоело — вы и ваши поджигатели! Я даже в пивную не хожу — так мне все надоело. Как будто нынче не о чем больше и поговорить! В конце концов, мы живем на свете только один раз. Если мы каждого человека, кроме себя самого, будем считать поджигателем, как же мы придем к лучшей жизни? Надо же, черт побери, иметь к людям хоть немножко доверия, хоть немножко доброжелательности. Я так считаю. Нельзя же во всем видеть только плохое, черт побери! Не каждый человек поджигатель. Я так считаю. Немножко доверия к людям, немножко…
Хор.
Собственноручно?
Бидерман. Да.
Хор.
Безо всяких?
Бидерман. Да.
Хор.
Прямо ночью?
Бидерман. У меня руки чесались, да-да! Если бы не пришла жена — она боялась, что я простужусь. Прямо руки чесались!
Корифей.
Как же опять истолкую это?
Ночь он провел бессонную.
Что во зло доброту его употребили,
Мог ли он думать?
Из себя вывели. Что же дальше?
Бидерман закуривает.
Хор.
Истинно трудно ему, жителю мирному!
Принципиальный в деле,
В остальном он — душа-человек,
Вечно готовый
Добро творить. Корифей.
Где ему надо.
Хор.
Верит он, что добро родится
Из добродушия.
О, как заблуждается!
Бидерман. Что вы хотите этим сказать?
Хор.
То, что запах бензина нам слышится.
Бидерман
Хор.
Горе нам!
Бидерман. Да ничего подобного!
Хор.
Горе нам!
Корифей.
Так уж привык он к запаху мерзкому.
Хор.
Горе нам!
Бидерман. И прекратите, пожалуйста, эти пораженческие настроения, господа! Что вы заладили: горе, горе!
Слышен гудок автомобиля.
Такси! Такси!
Автомобиль останавливается.
Извините, господа.
Хор.
Житель мирный, куда?!
Слышен шум отъезжающего автомобиля.
Корифей.
Что он задумал, несчастный?
Дерзко-смущенный как будто бы, бледный,
Бежал он,
Решимости робкой полон — к чему?
Слышен гудок автомобиля.
Хор.
Так уж привык он к запаху мерзкому.
Гудок замирает вдали.
Горе нам!
Хор отступает в глубину сцены, за исключением корифея, который вынимает трубку.
Корифей.
Кто перемен боится
Больше беды,
Что сделать может
Против беды?
Чердак.
Айзенринг за работой: разматывает шнур с катушки, насвистывая «Лили Марлен». Потом прерывает свист, чтобы послюнявить палец, и высовывает его в чердачное окно — проверяет направление ветра.
Дом.
Входит Бидерман, за ним — Бабетта и Анна. Он снимает пальто и швыряет папку; во рту у него сигара.
Бидерман. Делай, что я сказал.
Бабетта. Гуся?
Бидерман. Гуся.
Бабетта. Готлиб, почему ты снимаешь галстук?
Бидерман
Бабетта. Ну, что тогда?
Бидерман. Ну мы и подружимся.
Бабетта. Так вот, Анна: сегодня у вас, значит, выходного нет. У нас гости. Стол накроете на четыре персоны.
Чердак.
Айзенринг поет «Лили Марлен». Стук в дверь.
Айзенринг. Войдите!
Входит Бидерман, в сорочке с засученными рукавами, с сигарой в руках.
Привет, господин Бидерман!
Бидерман. К вам можно?
Айзенринг. Как спалось?
Бидерман. Благодарю вас, паршиво.
Айзенринг. И мне тоже. Фён…
Бидерман. Я, кажется, помешал…
Айзенринг. Ну что вы, господин Бидерман, вы же у себя дома.
Бидерман. Я бы не хотел навязываться…
Слышно воркование голубей.
А где же наш друг?
Айзенринг. Зепп? Послал работать бездельника. Не хотел уходить без завтрака! Послал его за стружкой.
Бидерман. За стружкой?
Айзенринг. От стружки искры дальше летят.
Бидерман
Айзенринг. Опять хотите нас вышвырнуть?
Бидерман. Сегодня ночью — у меня таблетки кончились — я вдруг подумал: у вас же здесь вообще нет туалета, господа.
Айзенринг. А мы по сточному желобу…