Убийца. Вы представить себе не можете, доктор, как мне это знакомо: семь прутьев, за которыми — мир, в точности, как за моим окошком, когда я еще работал, был на свободе…
Доктор Ган. Вы слышали, суд переносится. Подумайте над моими вопросами. Спокойно, не торопясь. Сегодня пятница, мы увидимся теперь в понедельник. Я очень тороплюсь.
Входит стражник.
Стражник. Все?
Доктор Ган. Все.
В камере остается стражник, принесший еду — жестяную тарелку и большое ведро.
Стражник. Ну что вы на это скажете, а?
Убийца. Опять горох?
Стражник. Сгинул прокурор; сгинул — и все тут! Такого еще никогда не бывало. Он мне все говорил, что я похож на пчеловода…
Убийца. А хлеб есть?
Стражник. Что вы на это скажете, я вас спрашиваю.
Убийца. Жаль.
Стражник. Почему жаль?
Убийца. Единственный, кто меня понимал…
Не сумев завязать разговора, стражник уходит.
Слышно, как тюремная дверь закрывается на замок.
Избушка в лесу.
У печи сидит Инга, юная светловолосая девушка. Ее пожилая мать ставит на стол три тарелки.
Инга. Суп готов. Если отец сейчас не придет, все остынет.
Мать. Ты опять за свое!
Инга. И я снова буду виновата.
Мать выходит. Слышно, как она кричит: «Йенс! Йенс…»
Входят мать и отец, старый угольщик с топором в руке. Он ставит его к стене, рядом с дверью. Все садятся за стол.
Отец. На одном мне все только и держится.
Мать. Приди, господи Иисус Христос, будь гостем нашим и благослови посланное тобой, аминь.
Инга разливает суп.
Отец. Это еще что за парень слоняется возле нашего дома?
Мать. Какой парень?
Отец. Я ее спрашиваю.
Инга. Меня?
Отец. Что это за парень?
Инга. Откуда мне знать?
Отец. У меня он не послоняется!
Инга. Я никого не видела.
Отец. И соли на столе нет!
Инга встает и приносит соль.
Со вчерашнего дня он часами торчит в лесу, где я очищаю сосны от веток. Думает, я не вижу, как он стоит за деревьями и глазеет. Я за ним бегать не стану. Заблудился, так подойди и спроси дорогу.
Мать. Со вчерашнего дня, говоришь?
Инга. Где же он был всю ночь?
Мать. В снегу?
Отец. А нам что!..
Инга перестает есть.
Куда опять уставилась?
Мать. Оставь ее.
Отец. Почему она не ест суп?
Родители продолжают есть.
Инга.
Отец. Опять она о своем графе.
Мать. Оставь ее.
Отец. Что ни день — все одно и то же.
Инга.
Отец и мать испуганно оборачиваются к двери, Инга по-прежнему неподвижно смотрит перед собой. В дверях стоит прокурор с кожаной папкой, его пальто и шляпа покрыты снегом.
Мать. Вы к нам?
Прокурор молчит.
Отец. А мы как раз обедаем.
Прокурор молчит.
Мать. Кто вы?
Прокурор молчит.
Инга. Не хотите ли сесть, господин?
Прокурор. Очень.
Молчание.
Я не хотел бы вам мешать…
Мать. Вы снизу, из города?
Прокурор. Вообще это не в моих правилах…
Инга. Не хотите ли есть, господин?
Мать. У нас, правда, только суп.
Инга. Гороховый.
Мать. Принеси тарелку.
Инга выходит.
Отец. Да…
Мать. Зимой, когда дороги заносит снегом, здесь легко заблудиться. Если вам в деревню, то нужно все время держаться ручья. Сейчас он замерз и на тот берег переходите в любом месте — мост вам не понадобится.
Молчание.
Только я не знаю, нужно ли вам в деревню.
Молчание.
Сюда обычно никто не заглядывает.
Прокурор молчит.
Отец. У нас нечего взять, она хочет сказать. Избушка без света, сани да лошадь, ведь вы меня видели, дрова — это все, что здесь стоит, если угодно знать, да девятнадцать кур — вот и все, к тому же лошадь никуда не годится.
Прокурор. Что вы этим хотите сказать?
Мать. Бедные мы, он хочет сказать.