ТриНити

Серое небо напитало собою рыхлую землю, и та, разбухнув от влаги, недовольно чавкала под ногами. Вчерашнее солнце, золотившее горы, зашло и не вышло. Этим утром над головами нависало плотное мерзкое марево, с легкостью проникавшее под куртку, под майку, в лёгкие. Але казалось, что если она сейчас сожмет кулак, то в ее руке обязательно хлюпнет. Запахнувшись как можно плотнее, она шла за Лисом. Замыкал шествие Сергей.

Лис говорил, что обычно, если он нырял с лодки, его страховал отец. Но отец сейчас в городе, а дело срочное, значит, справится и Серега.

В срочности не сомневалась даже мама Таня. Накануне Алька, напоенная травяными чаями, задремала, как только ей постелили. Спала, наверное, минуты три. Сергей даже улечься еще не успел, как дом огласил Алькин вопль — по-другому не скажешь. Она подскочила на кушетке, обхватила руками голову и закричала, уставившись перед собой невидящими глазами. Сидела и кричала, а Сергей и прибежавшие на крик Лис с Татьяной тормошили ее, пытаясь разбудить. Проснулась. Кричать прекратила. Но все так же держалась за голову и плакала. Тихо поскуливая, как обиженный щенок, прятала лицо в ладонях.

Больше в эту ночь спать не пытались. Сергей укутал ее в оба пледа, только так получалось унять нервную дрожь. Лис сидел рядом, в ногах и слушал. Слушал все, что Аля могла рассказать о том неведомом красивом и ужасном мире.

Небо было светло-коричневым. Очень приятный цвет кофе с молоком. Чуть светлее у солнца. А само солнце — зеленое. Вот такое совершенно дурацкое сочетание. Зеленое солнце, коричневое небо. А если там облака, то они почти черные.

Воду Алька помнила лучше всего. Рыжая, как ржавчина. Сочная такая ржавчина. Легко с кровью перепутать, но всматриваешься и понимаешь — не алая, а рыжая. Как волосы Тринити. Алька много во снах плавала. Хорошо помнила воду. В воде ей было совсем не страшно, те сны она любила.

Самым неприятным в тех снах были р'гханны. Розовые пушистики. Аля показывала мембрану пальцами, как когда-то ей показывала Тринити. Ненасытные твари, охотятся стаей, как пираньи. В считанные секунды уничтожают все живое. Идеальные хищники. Единственное слабое место — могут передвигаться только по деревьям. Поэтому увидел р'гханна — беги к скалам. Именно так они и спаслись. Тогда она ушибла коленку, а Тринити призналась, что она неисправный бионикл и подлежит уничтожению. Аля сравнила ее с чудовищем Франкенштейна — искусственным человеком, которого все считали монстром. Почему-то Тринити очень понравилась эта история, она сказала, что это похоже на ее жизнь. В том сне она была очень грустной, но еще живой. Еще свободной. Во всех следующих снах Аля видела только капсулу. И чувствовала страх. Страх, ужас, боль, отчаяние и дикое нежелание умирать.

— Аля, ты понимаешь, что даже если я найду ее мир, то как я найду ее? Она, похоже, где-то заперта, что за капсулу ты видишь?

— Я не знаю, — Аля рыдала. — Я не знаю. Но если ты находишь людей тут, то почему не найти там?

— Тут, чтобы найти, я прошу какой-то след человека. Его вещь. А как искать там?

Аля перестала реветь и выпрямилась, сидя на кровати. Она придумывала, как поступить. Как Шаману искать Тринити, если нет никакой вещи?

— Ищи меня.

— Что?

— Там, в чужом мире, ищи меня, — Аля с фанатичной решимостью смотрела на Шамана, — Сама Тринити так говорила. Если бы она жила тут, то она была бы мною. В этом секрет. Поэтому я ее вижу, — Аля почти кричала. — Ищи меня. Только в другом мире.

Шаман отшатнулся. В его жизни было много места для размышлений. Мироздание, бывало, подкидывало ему слишком сложные загадки, и не на все вопросы своих просителей он знал ответы. Но такое. Разобраться в чужом мире? Найти отражение этой измученной девушки? И спасти? Как? Он чувствовал, что она не лжет. Он знал, что она не сумасшедшая, но то, что она предлагала ему… Лис мечтал увидеть другие миры больше всего на свете. Но сейчас, когда в его руках был ключ, ему стало страшно. Шаман медлил. Сомневался. Как он туда попадет? И как вернется? Вдруг кто-то взял его за руку. Теплая, зеленая, сама жизнь. Лис вздрогнул, таким абсурдным ему казалось, что вот эта невероятная сущность, точнее, ее отражение, приговорено к смерти. Хотел убрать руку, но остановился. Остановился и схватил Алю покрепче.

— Держи меня. Держи меня, я хочу запомнить тебя получше, — и почти шепотом: — Раз уж мне тебя искать.

* * *

Голубовласый профессор с грустными глазами сидел перед медицинской кушеткой. Кажется, на его лице стало еще больше морщин. Красные глаза его слезились, то ли от горя, то ли от множества бессонных ночей. Он держал за руку своего любимого бионикла, только что извлеченного из капсулы.

Тринити была бледна. Ее фарфоровая кожа казалась до синевы белой. Ярко-рыжие волосы потускнели и спутанными нитями раскинулись по лицу. Вокруг зеленых глаз залегли тени. Бионикл смотрела в одну точку, ее тонкие пальцы, покоившиеся в широкой руке профессора, слегка подрагивали.

— Сегодня?

— Что? — профессор не ожидал услышать ее.