— прошипел Хайрам. “Человеческая жизнь всегда имеет ценность в этом мире! Дураки! Негодяи! Я спущу с вас шкуры за это.”
Мужчины с притворным стыдом уставились в пол. Хайрам подошел к мальчику и помог ему подняться, обняв одной рукой за тощие плечи. Он стряхнул с него пыль.
“Как тебя зовут, сынок?”
Мальчик шмыгнул носом. “ Уиллард, сэр.
“С тобой все будет в порядке, Уиллард. Эти люди больше не причинят тебе вреда.”
Он отвел мальчика подальше от мужчин и отвел его в заднюю комнату, где оставил чашку и кувшин с водой. Он дал мальчику выпить и заговорил с ним спокойным и ровным тоном, голосом любящего дяди.
“Теперь все в порядке, сынок. Я здесь, чтобы помочь тебе.”
“Я очень благодарен вам, мистер. Эти мужчины… они просто ужасны… они… они…”
Уиллард начал рыдать, и Хайрам притянул его к себе, обнял, ощупал. От ребенка пахло весенней травой, и когда Хайрам запустил руку в светлые волосы мальчика, они были тонкими и шелковистыми, как детская плоть.
“Ты можешь сказать мне”, - сказал Хайрам.
”Мой папа, — сказал мальчик, — они застрелили его“.
“Боже правый. Насколько сильно? Может он еще жив?”
“Я так думаю. Я имею в виду… он был, когда они утащили меня. Однако он не мог оторваться от земли. Они прострелили ему живот.”
Хайрам прищурился. “Сынок, будь уверен, я увижу, как этих людей повесят. Но сначала мы найдем твоего отца и отвезем его к городскому врачу. Все будет хорошо”.
Он протянул руку, и мальчик взял его за руку. Дрожь пробежала по каждому мышечному волокну Хайрама. Его сердцебиение ускорилось. Он вытер слезу со щеки мальчика, а затем пососал его палец, смакуя соль страдания. Мальчик замер, когда Хайрам поцеловал его.
“Ты знаешь, что я лгу”, - сказал Хайрам. “Ничего не будет в порядке. Ни сейчас, ни когда-либо еще. Не для тебя, моя сладкая радость.”
Мальчик задрожал в объятиях Хайрама. И снова у него перехватило дыхание.
“Говорят, выстрел в живот — самый болезненный способ умереть”, - сказал Хайрам. “Но я могу придумать много способов и похуже. Разве ты не можешь?”
Мальчик не ответил. Хайрам расстегнул куртку и потянулся за охотничьим ножом в ножнах. Лезвие было длиной с его предплечье и сверкало, как сверхновая звезда, в полумраке задней комнаты.
“Что ж, Уиллард, когда дело доходит до боли, я собираюсь расширить твое воображение”.
Когда он закончил, Хайрам подошел к бару и взял себе пива. Он работал до седьмого пота и испытывал сильную жажду. Большая часть стаи пила, сидя на табуретках, но Уэб сидел на полу, обняв безумного доктора, и лил пиво на голову Крейвена. Девушки из салуна перестали танцевать и теперь сидели в углу, держась друг за друга и дрожа, в то время как мужчины становились все пьянее. Хайрам был удивлен, что Диллон еще не трахнул одну из них. Он был переполнен молодыми гормонами и всегда стремился к девушкам в первую очередь. Может быть, виски смягчило его на этот вечер.
Хайрам схватил тряпку и сделал все, что мог, чтобы стереть кровь с подбородка и между пальцами. Уэб пододвинул к себе табурет.
“Адский огонь”, - сказал Уэб. “Мы могли слышать этого мальчика всю дорогу отсюда. Думаю, что он один кричал хуже, чем все остальные, вместе взятые. Что ты все-таки с ним сделал?”
“Это касается только меня и его”.
“Он мертв?”
"Нет. Он будет жить, но это не будет хорошей жизнью”.
Это было частью очарования. Иногда Хайрам убивал своих друзей, но с Уиллардом он выбрал более мрачную судьбу, позволив ему выжить. Мальчик всегда будет хромать — может быть, даже ползать. Дети визжали бы при виде его лица. Он будет жить со стыдом за то, что Хайрам сделал с его самыми интимными частями тела, и никогда не сможет наслаждаться женщиной в библейском смысле. Нанесение травмы было самой сладкой пыткой из всех, потому что это была бесконечная агония. Острые ощущения от причинения психологического ущерба были причиной того, что Хайрам всегда заставлял Веба похищать детей вместо того, чтобы делать это самому. Это дало ему возможность спасти ребенка и наполнить его облегчением и надеждой только для того, чтобы снова забрать их. Шок и ужас, которые он увидел в глазах своих возлюбленных, когда они поняли, что их обманули, были даже более приятными, чем последовавшие за этим крики боли.
"Я слышал о таком, как ты", — сказал Уэб. "Имя Маркус Дерьмо. Он получал удовольствие, добавляя пытки к сексу".
" Ты имеешь в виду Маркиза де Сада. Но он писал только о таких вещах. Вымысел — это хорошо, но я стремлюсь к подлинной вещи. Видишь ли, человек, которым я восхищаюсь, это Жиль де Раис. Он был маршалом Франции. Ездил рядом с Жанной д'Арк в ее битвах и влюбился в нее. И когда ее сожгли на костре, это совершенно свело Жиля с ума. Он превратился в зверя такой жестокости, какой еще не было в его преступлениях против общества. Его Бог предал Жанну д'Арк, и Жиль решил отомстить самому Господу".
“Черт. Значит, съел всю свинью целиком?”
“Что он и сделал. Жиль бросил свою жену и поклялся никогда больше не ложиться в постель с женщиной. Он наполнил свой замок подхалимами и бездельниками, устраивая дикие оргии и пышные пиры и строя лаборатории для алхимии.”
“Что это?”