Тринадцатый аркан (СИ)

— Я за­был, что у вас премь­ера, — он действительно забыл. Время стало восприниматься немного иначе, чем для людей. «Выглядит так, как будто я наезжаю на него из-за собственной ошибки. Но вообще-то я не обязан тянуть время для его рыжего друга, которому в Таблице Судеб умереть написано.» — Ты мог на­писать мне на фей­сбу­ке.

— У те­бя еще и фей­сбук есть?! — ошарашенно спросила дочка Дуайта Гринхилла. «А что, я обязан писать на глиняных табличках?» У него и мессенджеры, ставшие популярными только после его физической смерти, были, но Месламтаэа не хотел давать златовласке свой номер.

— Не­мед­ленно вста­вай­те с по­ла и при­веди­те се­бя в по­рядок! Вы дол­жны выг­ля­деть, как са­мые кра­сивые лю­ди га­лак­ти­ки, — вообще-то, Гринхилл ему нравилась, нравилась внешне даже сейчас, когда для неё самой он стал воплощением кошмаров, хотя девушка немца, Джесс, кажется, была все-таки красивее. — Вы, а не Ос­кар Таль! — Ромео и его «Джульетта» уже натурально задолбали, но разобраться с ними магией было невозможно — мешал их кудрявый «кот всевластия». — Я не хо­чу из-за вас про­пус­тить на­чало по­каза! Ты что, еще и без ту­фель?! Я, вро­де, Мес­ламта­эа, а не Фея-крёс­тная…

— Да наплевать, — зло бросила дочка Гринхилла. — Если бы не отстранение, меня бы здесь не было!

— Мне тоже. Сериал идиотский, — добавил немец. — Я, может, всю жизнь мечтал пироги печь, только платят мне за внешность.

«Ага, конечно, мечтал он.» Мальчик с золотыми волосами с первого взгляда вызывал совершенно непонятную, иррациональную ненависть — буквально хотелось накрутить его локоны на кулак и приложить лицом об стол или что еще твердое, разбить в кровь. Как будто он отобрал что-то очень важное, разрушил всю жизнь… Хотя, вроде, ничего реально плохого он и не сделал. «Но может видеть Месламтаэа. А я вообще хотел быть историком, а не этим.»

— Помнишь, ты про Сталинград говорил? Ну, когда моего отца нашел? — за тот случай златовласку все еще хотелось придушить в отдельности, но применять к нему магию все же не стоило. Месламтаэа немного подумал и тоже сел на пол. Тогда слова этого Райнхарда выбесили его — было ощущение, что он вроде как гордится своими предками. Ян никогда ни думал о людях плохо из-за их национальности, хотя какой-то генетической памятью не слишком любил японцев — во время Второй Мировой те отметились в Китае, откуда бежал в Штаты его дед, чуть ли не большими зверствами, чем их истинно-арийские союзники в остальном мире. Поедание пленных для жителей страны восходящего аниме было в порядке вещей, например, и не с голода и отчаяния, как каннибализм в Сталинграде, а потому что тех же китайцев и корейцев считали за скот. Впрочем, политика Германии по отношению к своим преступлениям никогда не была такой лживой, как японская — казнённым по приговору международного трибунала не возносились почести, как тем, что устроили геноцид в Нанкине, история не переписывалась в угоду обеления, самих приговорённых было больше. Но все-таки отношение к Войне конкретно этого немца его бесило, хотя сам Вэньли родился в Штатах в смешанной семье и даже не говорил по-китайски. — Ты, наверное, думаешь, что по сравнению со Сталинградской битвой современные войны не так страшны? Что ж, масштабы действительно не те. Но когда реальные люди вокруг тебя погибают, это очень хреновое утешение…

— Чего ты хочешь?! — воскликнул вдруг немец. — Да, тебя убили в Ираке, это печально, но чего тебе вообще надо, Вэньли?!

Звук собственного настоящего имени обжег, словно его ткнули зажженной сигаретой или снова бросили в пески Ирака. Когда-то древняя Месопотамия была плодородным регионом, именно там, судя по ряду исследований, изобрели земледелие, одомашнили ячмень, научились печь хлеб и варить пиво, начали разводить рогатый скот. Ирригационные системы, от которых тысячелетиями зависила жизнь земледельцев, привели к засолению почвы и опустыниванию. Но пески скрывают нефть, а значит, колыбель цивилизации терзают и будут терзать войны. Много ли значат бесценные исторические артефакты по сравнению с миллиардами долларов?

Лучше бы он давно забыл своё имя, как забыли те, кто знал его раньше, кроме разве что отца, но пока на получалось…

— В Ираке? — Гринхилл закрыла лицо руками, размазывая недоразмазанное. — Серьезно?!

«Ах да, она же целовалась со мной. Наверное, то, что я не живой, узнать неприятно…»

— Не произноси моё имя! — бросил он в слух. — Да, в Ираке. Если бы не приказ за подписью твоего отца, я, возможно, не умер бы.

— Возможно, — проговорила Гринхилл, все ещё закрывая лицо руками. — Возможно.

— Да, люди вообще умирают, особенно на войне! Но, может, я бы хоть не стал Месламтаэа! В Аль-Фасиле был алтарный камень из Куты…

— А причём здесь Оберштайн? — задал довольно глупый вопрос немец. «Конечно, для него Аль-Фасиль — просто название фильма! А остальных слов они вообще не знают.»